Общеизвестно, что первое упоминание Рыбной слободы имеется в духовной великого князя Московского Ивана III, датируемой 1504г. Следующее общеизвестное упоминание относится к периоду на полвека позже первого – в 1553-м году во время «Кирилловского езда» после посещения Углича «на Усть Шексны на Рыбную» едет царь Иван Васильевич Грозный. Исключением является помещение города Ribena Slaboda на «Карту русских княжеств» 1526г.[1] Но принятая в науке ее датировка академиком Б.А.Рыбаковым является все же расчетной, поскольку дошедшие до наших дней издания этой карты относятся к рубежу XVII-XVIII веков. Такой перерыв в известиях письменных источников делает актуальным поиск новых возможных документов с упоминанием Рыбной слободы XVI-XVII вв., или ее жителей. Причем этот поиск целесообразно вести как в архивах, так и в публикациях XIX-нач.XX века.
Начиная с разгрома краеведческого движения в СССР на рубеже 20-х-30-х гг. прошлого столетия, идеологические установки на десятилетия привели к значительной избирательности не только в направлениях, тематике и выводах исследований. Они коснулись также перспектив публикации целого ряда источников по средневековому периоду истории регионов России. Некоторые документы на долгое время оказывались вне фокуса исследователей и издателей. Краеведение, активно «питающееся» материалами академической науки, было вынуждено подстраиваться под эту тенденцию. Тот же «Кирилловский езд» Грозного не попал на страницы «Сборника документов по истории Рыбинска», изданного в 1977г., когда город отмечал 200-летие указа Екатерины II о переименовании его в уездный город Рыбной (что с позиции ЦК КПСС рассматривалось как его основание).
Тем приятнее недавнее обнаружение в публикации Дел Тайного Приказа[2] среди документов о местнических делах и службах разных лиц следующего сообщения:
«Лета 7035-го [1527/1528] году посланы на Романовъ для денежнего збору изъ Дворца въ Борисоглебскую и въ Рыбную слободу для рыбныхъ ловель и техлавыхъ правежей Стефанъ Федоровъ сынъ Рагазинъ да князь Михаила Казловскои, да Степанъ Волковъ; а велено им о спорных делах писать на Романовъ к воеводе, к Михайлу Тухачевскому, да к губному старосте, х князь Степану Казловскому». Л.Ю. Астахина, анализируя данную запись, справедливо отметила ошибку публикатора документа: слово «техлавый» искажено, необходимо читать «тягловый»[3].
С точки зрения даты записи – это второе упоминание Рыбной слободы в письменных источниках, отделяющее его от духовной Ивана III 23-24 годами.
Одна из целей посылки служилых людей в слободы – «тягловые правежи», то есть взыскание недоимок самым распространенным способом – через телесное наказание должников. Правеж («править», от древнерус. «взыскивать»), заключался в ежедневном (кроме праздничных и воскресных дней) битье на людном месте палками по икрам ног должника. При этом целью правежа зачастую было не погашение недоимки или погашение долга, а демонстрационный эффект. Соборное уложение 1649г. указывало «на правеже (бить ) безо всякие пощады не для того, что на нем те достальные деньги взять, а для того, чтоб, на то смотря, иным неповадно было так…»[4].
С чем мог быть связан потребовавший проведения правежа факт тягловых недоимок в слободах, главным налогом с которых все привыкли считать рыбный оброк? Из «Записок о Московии» австрийского посла Сигизмунда Герберштейна следует, что предшествующие обнаруженной нами записи 1525-1526 годы сопровождались последовательными природными катаклизмами – сначала обширной засухой, потом сильными морозами. Вот их описание: «Мы лично, приехав туда в 1526 году видели, как от зимней стужи прошлого года совершенно погибли ветки плодовых деревьев. В тот год стужа была так велика, что очень многих ездовых, которые…называются gonecz, находили замерзшими в их возках. Случалось, что иные, которые вели в Москву из ближайших деревень скот, привязав его за веревку, от сильного мороза погибали вместе со скотом…Иногда [такой сильной стуже соответствует] и чрезмерный зной, как это было в 1525 году…, когда [чрезвычайным солнечным жаром] были выжжены почти все посевы, и следствием этой засухи явилась такая дороговизна на хлеб, что то, что раньше покупалось за три деньги, потом покупалось за двадцать–тридцать…»[5]. Вполне вероятно, что климатические катаклизмы могли прямо повлиять на способность части населения Борисоглебской и Рыбной слобод в полном объеме платить налоги (нести тягло) и накопить недоимки.
Но еще более интересной представляется вторая часть сообщения – о необходимости доклада по спорным делам ведавшему левым берегом Волги романовскому воеводе. И это при том, что и Рыбная, и Борисоглебская слободы, в отличие от Романова, находятся на правом берегу Волги, на территории Ярославского уезда, то есть, на первый взгляд должны управляться из Ярославля. Но в других источниках XVI века мы также неоднократно наблюдаем помещение Рыбной слободы в состав Пошехонья – то есть в пределы земель по левому берегу Волги:
— «Лета 7072-го (1563) того же месяца ноября в 26 день царь и великий князь Иван Васильевич всеа Руси менял со князем Володимиром Ондреевичем землями: выменил у князя Вышегород на Петрове и с уезды да в Можайском уезде княжие волости, волость Олешню, волость Воскресенскую, волость Петровскую, а променил государь князю Володимиру город Романов на Волге и с уездом, опричь Рыбные слободы и Пошехония»[6];
— (1572г.) «Да сына же своего Ивана благословляю, даю ему Пошехонье, со всеми волостьми, и с путми, и селы, и с Рыбною слободою, и с Борисоглебской волостью против Романова города и с Пешехонским уезды, и езы, и со езовыми деревнями, и со всеми пошлинами и доходы, со всем по тому, как было при мне…» (Духовная грамота Ивана Грозного)[7].
Рассмотрим в комплексе вновь обнаруженный документ и вышеприведенные известия. Из сопоставления следует, что Рыбная слобода продолжала не только числиться в числе левобережных волжских и пошехонских владений сначала Василия III и затем Ивана IV. Она длительное время управлялась воеводской администрацией с левого берега Волги! Это могло происходить благодаря как наличию большого количества переданных в нее от Усть-Шексны рыбных ловель (езов), так и перешедших в нее вслед за передачей езов ловцов Усть-Шексны. Аналогичная ситуация в Борисоглебской слободе напротив Романова . Она тоже появилась наряду с Рыбной слободой по воле великокняжеской власти — владений Андрея Большого Угличского во время его конфликта с Иваном III в период 1473 — 1485гг. Полагаем, что реакция угличского князя на начавшийся переход людей из его левобережных владений в правобережные великокняжеские слободы содержится также в известии «Угличского летописца» об «исконных» владениях угличского князя Романа в XIII-м веке: «К тому же и великопосадныя…слободы его же … 1-Борисоглебская, 2-Рыбенска…».
Таким образом, обнаруженный в издании дел Тайного приказа документ не просто заполняет полувековую хронологическую лакуну в потоке известий о Рыбной слободе шестнадцатого столетия. Он служит дополнительным веским аргументом в пользу вывода о преемственности функций, населения и базы для хозяйственной деятельности от Усть-Шексны к Рыбной слободе. Еще более логичным в связи с ним выглядит и бытование в XVI-м столетии двойного топонима в названии Рыбной слободы «на Усть Шексны на Рыбную». Ведь носителями такого двойного топонима были перешедшие с берега на берег рыбные ловцы и их семьи, и только потом он мог попасть на страницы летописи. В конечном итоге это еще одно подтверждение непрерывности 950-летней рыбинской истории на обоих берегах Волги.
[1] Б.А.Рыбаков. Русские карты Московии XV- нач.XVIвв., М., 1974, С.86-108
[2] Дела Тайного Приказа, Книга 2, Спб, 1908, стлб.52-53
[3] Астахина Л.Ю. О достоверности лексики в лексикографических источниках//, 2011, С.4
https://cyberleninka.ru/article/n/o-dostovernosti-leksiki-v-leksikograficheskih-istochnikah
[4] Иванов А.А., Матиенков Т.Л., Эриашвили Н.Д., О месте и значении правежа как меры исполнительного производства в истории российского общества: историко-правовой и цивилистический аспекты//Вестник Московского университета МВД России, №1/2106, С.20
[5] Сигизмунд Герберштейн, Записки о Московии, М, 2008, Т.1. С.289-291
[6] Полное собрание русских летописей (ПСРЛ), Т.29, С.325)
[7] Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей (ДДГ), док. 104, С. 436