Минувшей осенью в Ярославле и Рыбинске прошли две выставки работ художника по кости Ирины Соловьевой–Змитрович, главным поводом для которых стал юбилей художницы. Наше интервью состоялось на рыбинской выставке, которая, по собственному признанию мастера, принесла ей особенное удовлетворение.
— Я счастлива, что могу представить мои работы в моем родном Рыбинске, на самой лучшей экспозиционной площади – в картинной галерее музея-заповедника. На самом деле, далеко не каждый выставочный зал подходит для ювелирных выставок. Нужно обеспечить сохранность работ, ведь здесь, к примеру, представлены произведения из более чем двадцати частных коллекций. Кроме того, чтобы показать работы достойно, нужны соответствующие витрины с подсветкой. Именно поэтому для первой выставки мы с моей коллегой и подругой выбрали ярославский выставочный зал имени художника-ювелира Николая Нужина. Многие ювелиры, — не только ярославские, но и московские, петербургские, — считают, что этот ярославский зал лучший в своем роде. Даже в Москве, в колокольне Ивана Великого, где обычно проходят ювелирные художественные выставки, нет возможности так хорошо представить ювелирные изделия, как в этом ярославском зале.
На самом деле, нашу экспозицию мы с художницей Ларисой Сельской задумали давно — пять лет назад. Но она тогда не состоялась, поскольку экспозиционные площади были заняты в связи с тысячелетием Ярославля. Раньше в этом зале ежегодно устраивали представительные ювелирные выставки – с участием не только московских и петербургских ювелиров, но и художников из ближнего зарубежья. Однако уже два года таких событий здесь не было, и я была очень удивлена, когда узнала, что за весь этот период наша ювелирная выставка – первая.
— Куда же делись ювелиры?
— Ювелиры работают! Но то, что происходит в музейной среде, откровенно говоря, беспокоит. Многие музеи сейчас переходят на другую систему финансирования. И от этого страдают не только зрители, но и художники. Все мы заинтересованы в том, чтобы представить свои работы на выставке. Одно дело – видеть их в мастерской. И совсем другое – собрать их вместе, посмотреть на них вместе со зрителями в условиях музея. Это первое. А второе — для ювелира важно услышать мнение коллег и мнение искусствоведов. Выставка всегда дает повод проанализировать собственное творчество.
— Что для вас важнее – мнение коллег, искусствоведов или свои собственные выводы? Для чего вообще устраивают выставки?
— Наверное, чтобы подвести какой-то промежуточный итог. Понять, сделано ли то, что задумано. И в зависимости от этого построить дальнейшие творческие планы. Безусловно, важно мнение зрителей. Ведь выставку художник делает не для себя, а для зрителя. И, конечно, не только для того, который может купить эти работы, но и для множества других, которых – большинство. Меня всегда глубоко трогают слова благодарности зрителей. Отмечу, что, по моим наблюдениям, самые благодарные зрители, к сожалению, не имеют средств, чтобы приобрести такие работы. Это понятно, ведь ювелирное искусство связано и с материалоёмким производством. И с тем, что те или иные работы повторить невозможно. Во-первых, потому, что художник, как правило, не делает копии своих работ, а делает варианты. Во-вторых, в силу того, что может просто не оказаться такого же кусочка агата, или яшмы, или кусочка кости. Ведь материал довольно часто диктует свои условия.
— Ирина, давайте обратимся к началу вашего творческого пути. Откуда вы родом? Где учились? Почему стали художником?
— Наверное, кто-то за меня все время хорошо молился, хотя я тогда еще не была православным человеком, — настолько всё неожиданно и хорошо было в моей жизни. Родом я из Рыбинска, поэтому так люблю наш замечательный город, который в свое время отец Геннадий Беловолов, петербургский священник, назвал «Христоградом», имея в виду тот факт, что изображение рыбы это символ Христа. Рыбинск невозможно не любить – это город, взрастивший столько талантливых людей.
В юности я планировала стать биологом – выбирала между энтомологией, ихтиологией, океанологией… Но когда пришло время поступать, к нам приехали педагоги из Абрамцевского художественного училища. К тому времени я уже два года занималась в изостудии у Тамары Ивановны Александровой. Это известный человек. Ее сын сейчас возглавляет Ярославское отделение Союза художников России. Когда мне рассказали об Абрамцевском училище, я «загорелась» поступить на керамику. Это была самая престижная в то время специальность. Кроме того, на разных специальностях там уже учились несколько студентов из Рыбинска. Например, Юрий Первов, Ирина Вискова (ныне Смирнова), Марина Помещикова, Ольга Горячева (она теперь Стрельцова). Марина немного позанималась со мной перед поступлением рисунком и композиций, а школьные баллы – русский и математика – у меня были хорошие. Словом, я поступила. Правда, для керамики у меня не хватило баллов, и педагоги училища предложили мне пойти на обработку кости. «Потом переведешься», — сказали они. Но когда пришло время подумать о переводе, я уже поняла, что ничего менять не буду. Время показало, что я была права. Потому что керамику я сама освоила позднее. Кость самостоятельно я не освоила бы никогда.
Так в моей жизни было несколько неожиданных, но решающих для меня событий.
Абрамцевское училище я, с Божьей помощью, окончила с красным дипломом.
— А для ваших родителей ваш выбор тоже был неожиданным?
— Родители мои оба ИТРовские работники, всю жизнь трудились на Рыбинском моторостроительном заводе. Мама инженер – прочнист, тоже в своем деле человек творческий – у нее много рацпредложений. Папа работал в отделе труда и заработной платы. По маминой линии творческим человеком был дядюшка – он работал столяром-краснодеревщиком, жизнь свою закончил на Толге. И его там до сих пор помнят. Был у мамы еще один брат, который мечтал быть художником, и в юности ходил пешком из Староселья в Рыбинск, на занятия в изостудию. Но он, к сожалению, погиб во время Великой Отечественной войны. Может быть, вместо него я выучилась… Кто знает?
— Я впервые увидела на вашей выставке графику. В ней такое разнообразие тем, цвета. Часто ли вы пишете красками?
— Это пишется просто от души. За то, что пишу, я благодарна второму учебному заведению, в котором училась, — Костромскому педагогическому институту. Я училась там всего два года, но именно в это время стала писать красками, и не оставляю этого занятия по сей день. В Абрамцеве у нас тоже хорошие педагоги были, но я тогда для живописи еще «не проснулась». Там первым моим педагогом по рисунку был Хмелевской Юрий Павлович, который много лет занимается скульптурой из кости. А в Костроме моим педагогом был Евгений Павлович Тисов. И я потом еще долгое время жалела, что перевелась из Костромы в Москву. Ведь именно те два года в Костроме научили меня, по крайней мере, выходить на этюды.
Позднее я перевелась в Московский государственный заочный педагогический институт, который и окончила. Сознательно выбрала заочное обучение – больше не хотела обременять родителей необходимостью финансировать мою учебу. Москва дала мне больше в плане посещения выставок и музейных экспозиций, то есть в плане самообразования.
— Как появилась в вашем творчестве православная тема?
— Крестилась я во взрослом возрасте. Эта мысль появилась у меня в конце 80-х, к концу обучения в Абрамцевском училище. После училища я некоторое время работала в Нижегородской области, главным художником предприятия по художественной обработке кости. Но когда я в 90-м году вернулась в Рыбинск, у меня появился первый настоящий православный заказ – я сделала первый образ Богородицы Толгской, еще не будучи не только воцерковленной, но даже и крещеной. А затем получила заказ от отца Евстафия, ныне епископа Читинского. Это был образ Пресвятой Богородицы «Знамение». Сейчас, как ювелир, я сама даже не представляю, как мне это удалось тогда сделать. Я еще слабо владела различными приемами. Тогда я только еще получила разрешение работать с ювелирными металлами, которое, считаю, было как своего рода аванс. Целый год я выполняла эту работу. И отец Евстафий очень деликатно готовил меня к крещению. Крещение я приняла в Рыбинске. Выбрала самый древний храм – Казанской иконы Божией Матери, с прекрасными росписями.
…Были у меня потом и другие заказы. Первый образ для себя я сделала только в 1995 году. Это был образ Пресвятой Богородицы «Знамение», в скромной дубовой оправе, которую помогал мне делать Александр Сибильков. Эта икона представлена на выставке. Образ этот мне полюбился в Санкт-Петербурге, куда я в том же 1994 году попала на кинофестиваль. Помню, приехала накануне праздника Троицы, рано утром. Вещи отвезла в гостиницу, идти мне было пока некуда, и я отправилась в Александро-Невскую Лавру. Там, я помню, сразу подошла к этому образу. И что-то в душе у меня проснулось. Я просила у Богородицы покровительства. И всё сбылось. И город этот принял меня на долгие годы. И образ этот стал для меня любимым.
Через год я вступила в Союз художников. Вступила с первого раза, хотя это удавалось тогда немногим. Многие из этих событий были для меня своего рода чудом – как будто все эти годы кто-то за меня усердно молился.
— Над чем сейчас вы любите работать больше всего?
— Сегодня для меня самые значимые, самые любимые работы – это иконы, и, прежде всего, образы Пресвятой Богородицы. Но, как у всякого художника, в моей жизни были разные периоды творчества, и все они были представлены на моей юбилейной выставке. Это, например, известная уже рыбинцам серия «Кожа да кость». Из этой серии в моей коллекции осталось колье «Янь и Инь» с двумя агатами. На нынешней выставке рядом с этим колье представлен другой его вариант, из коллекции Харитоновых. (На одной из выставок зрителю очень понравилось это колье, он попросил выполнить для его жены. Но поскольку таких агатов уже нет в природе, то я позволила себе вольную интерпретацию). Еще одна серия моих работ основана на сочетании янтаря с костью. Янтарь – потрясающий камень, он режется так же легко, как кость. Только еще более капризен. И, если уж сравнивать с костью, то сам процесс резьбы по ней сопровождается неприятным запахом. А вот что касается янтаря, он оставляет потрясающий аромат. Конечно, с ним работать приятно.
Из камней очень люблю агаты. Они невероятно разнообразны, и часто сами подсказывают то или иное художественное решение. Художнику остается только показать зрителю то, что он увидел в этом камне.
Еще один материал, который я сама освоила в процессе творческой деятельности, — перламутр. В 90-м году мне подарили маленький кусочек галиотиса –потрясающе красивого зеленого перламутра. С этим кусочком я приехала на семинар ювелиров. Не помню, отчего это мне тогда в голову взбрело положить кость в черные чернила. Но у меня получился очень эффектный материал. Это колье – «Память о Севере» — и сегодня в моей коллекции, оно послужило началом целой серии работ из окрашенной кости, инкрустированной перламутром и, в каком-то смысле, дало мне «путевку» в Союз художников. Потому что на том семинаре мы выполняли работы для всероссийской выставки ювелиров, которая должна была состояться в колокольне Ивана Великого в Московском Кремле. Отбор был очень строгим, но мое колье было там представлено. Это, кстати, тоже был своего рода аванс, полученный мной в жизни.
Что касается инкрустированной кости, нечто подобное я видела в Музее искусств народов Востока в Москве. Но все же чаще всего там техника инкрустирования иная – перламутр там вдавливали в лак. Это, конечно, значительно проще, чем техника инскрустации. И, кстати, искусствоведы оценили эту находку впервые в 1999 году, когда я представила эту серию на петербургской выставке «Ювелирный олимп».
Позднее я полюбила перламутр настолько, что у меня появились работы уже без кости, — из одного перламутра. Летала за этим материалом во Вьетнам. В отличие от кости он менее капризен, и открывает большие возможности.
— Есть ли у вас ученики?
— С 1990 года по 2000-й я работала педагогом дополнительного образования в Центре детского и юношеского творчества. Вместе с детьми освоила керамику. Совместно с Мацокиной Еленой Анатольевной мы создали хорошую студию, которая существует по сей день. Сейчас там преподает Алена Макарова, которая начинала учиться у нас. Еще одна ученица Мария Канашина сейчас преподает в одной из творческих школ. Немало детей, учившихся в студии ЦДЮТ, выбрали свой собственный творческий путь. Так, Иван Шутов, начинавший у нас в студии керамики, а потом ушедший в художественную школу, стал профессиональным художником, и работал над росписями у входа в наш Спасо-Преображенский собор, а также выполнил росписи храма святого Александра Невского в Макарове. Когда я пришла в этот храм, то оказалось, что еще один мой бывший ученик, Сергей Яковлев, расписывал этот храм. Еще один художник, Антон Кокарев, начинавший в нашей студии керамики и потом ушедший в художественную школу, сейчас работает в команде кинорежиссера Сергея Бодрова – старшего. Есть ребята, занимающиеся дизайном, и таких немало.
К числу моих учеников и даже соавторов, бесспорно, принадлежит и сын Кирилл, и здесь на выставке есть работы, выполненные с его участием.
Записала Анна Романова