…В Киеве мне довелось побывать три раза в жизни. Первые два случились очень давно, в 80-х, и были напрямую связаны с выбором профессии. — Сначала меня, юную пишущую школьницу вдруг отправили на семинар юных авторов, и я провела несколько дней в этом замечательном городе в обществе нескольких десятков школьников, а также — писателей, поэтов, журналистов… А потом, спустя два года, приехала познакомиться с Киевским университетом, чтобы потом пытаться туда поступить. Но мою судьбу определила тогда моя драгоценная учительница Эмма Ивановна из 20-й школы города Херсона: «Падать с коня, так с высокого, — езжай в Москву!» — сказала она…
…Сегодня я думаю: как мудро Господь устроил, что мои родители не дожили до весны 2014 года, и не увидели того, что произошло между Россией и Украиной. Папа был родом с Западной Украины, мама — из Вологодской области. Встретились, познакомились, поженились они в Ярославле — оба учились в политехе. После этого четверть века жили и работали на Украине. Мне трудно представить и сегодня — как можно не понимать украинский язык? Я до сих пор подозреваю, что в этом «непонимании» много от нежелания понять. Потому что российско-украинские связи слишком уж близкородственны. Впрочем, конечно, слово «слишком» здесь неуместно: невозможно ведь быть своим близким «слишком» сестрой, или «слишком» племянником. Кровное родство или есть, или нет.
В третий раз я была в Киеве десять лет назад. С тех пор и до сегодняшнего дня он, наверное, сильно изменился. Но пусть мой пост о том, каким я помню этот Город, станет просто кирпичиком для мирного строительства, которое — я верю — обязательно будет.
…Купить билеты до Киева в Москве не составляло труда – большая часть составов следует через столицу Украины. Выбрав удобный по времени прибытия ужгородский поезд, мы ошиблись: качество обслуживания было нулевым. Как и температура воздуха ночью за окнами вагона. Проводник, такой ушлый черноусый хохол, объяснял всем, что что-то сломалось. Но при этом он все время прятал глаза, а сам то и дело убегал (грелся, наверное, в соседнем вагоне). И все решили, что на нас просто экономили уголь. Вагон был старый, советских времен. Раковины в туалетах были густо покрашены масляной краской, щели в окнах были в палец толщиной, и в них, конечно, сильно дуло. Одеяла никого не спасали – за окном под утро был мороз, земля и все бесконечные поля серебрились от инея. А пейзаж за окном был миргородский, как у Гоголя. И густые кроны высоких деревьев, и чистые улицы больших сёл, и чистые, аккуратные, выбеленные перед Пасхой полустанки и станции – всё говорило о том, что мы уже на Украине, и скоро – Киев. После стольких лет разлуки так и хотелось сказать: «Здрастуй, ненечко!»…
…Мы одели всё, что могли. Но всё равно мерзли до тех пор, пока не покинули вагон. Приехали рано, в 7.20 по киевскому времени. Гостиницу, номера в которой заказали заранее по телефону, нашли сразу – оказалось, что это была ведомственная гостиница научно-исследовательского института «Гипроверфь» на улице Ивана Клименко. Сам НИИ располагался по соседству, так же, как и корпуса нескольких киевских вузов инженерного профиля.
Солнце светило ярко и уже пригревало. Город просто сиял чистотой — опрятный вид улицам и дворам придавали недавно побеленные бордюры. Отправившись на разведку, мы обнаружили поблизости кафе, оно было уютным, продавщица — приветливой и разговорчивой. До сих пор помню ее веселый голос, окликнувший одного из посетителей: «Мужчина, снимите шляпу, а то выпадет снег!»
А потом, конечно, мы поехали на Крещатик. Он сразу поразил нас своей распахнутой свободой. Она была не только в пейзаже – в ширине улицы, в стремительности уходящих вверх переулков, в молодой и еще едва заметной зелени каштанов. Свобода была даже в том, с каким заинтересованным и живым выражением лица встречали покупателей продавцы в магазинах. Или – в том, что на полках книжного магазина в центре Крещатика книги на разных языках лежали вперемешку, их объединяла лишь тематика. Русские книги лежали вместе с украинскими, и никто не обращал на это никакого внимания.
Еще больше Крещатик поразил нас позднее, накануне отъезда. Мы приехали сюда вечером, и узнали поразительную вещь: вот уже несколько лет по субботам и воскресениям эту улицу закрывают для транспорта, почти на всем протяжении от Европейской площади до Бессарабской, и по проезжей части движется целая река людей. У бордюров – музыканты и редкие торговцы всякой всячиной. Есть и подобие транспорта – велорикши. А еще – здесь катают на лошадях. Майдан Незалежности (Площадь Независимости) в это вечернее время – сплошная тусовка рок-молодежи, с пивом и матом. Вокруг фонтанов – десятки парнишек с птицами (орлами и совами) приглашают фотографироваться. Обычная цифровая фотомыльница, в ящике – принтер, работающий от автомобильного аккумулятора. Десять гривен стоит «все щастя».
Однако во всем этом людском потоке и многообразии нет анархии. И кажется, что это сам Крещатик с его великолепно устроенным, обширным пространством площадей, переулков, бульваров организует людей, дарит свой простор каждой людской душе, испытывающей тесноту и сомнения.
Второй день мы провели в Лавре. Сначала, свернув к днепровскому берегу немного раньше времени, неожиданно для себя набрели на храм XII века, который был заложен Юрием Долгоруким. В нем великий киевский князь и похоронен. Думаю, именно на этом самом месте должны бы собираться и вести переговоры московские и киевские политики. Потому что осознание того факта, что Юрий Долгорукий, основавший Москву, на самом деле был киевлянином, поразителен. Так и хотелось среди цветущих вокруг храма вишен воскликнуть: «Так что мы делим? Разве мы не братья?»…
…В Лавру вошли музейными воротами, заплатив 12 гривен за троих. Сразу поднялись по высокой лестнице в надвратную церковь, выстроенную на деньги гетмана Мазепы (как свидетельствует надпись). В этом храме в тот момент мы были совсем одни. Он не отапливаемый, стены с росписями и каменный пол были мокрыми – влага стекала по фрескам. Росписи эти выполнены в малороссийском духе, который, впрочем, в чем-то близок и к византийской традиции: апостолы и святители все черноволосые, кудрявые, черноглазые. Как будто все как один греки или персы. Колорит красно-коричневый, яркий. Оказалось, эти росписи выполнены в начале ХХ века студентами художественной академии. Уходя, я пропела в совершенно пустом храме: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав». Звук уносился куда-то вверх в этом узком и высоком пространстве надвратного храма.
Следующим открытием в Лавре был трапезный храм. Ряд высоких полукруглых окон в куполе, широком, кажущемся еще выше от этого света, бьющего в окна, и открытое всем пространство храма, без боковых приделов, делает эту церковь очень необычной – она как будто рассчитана на современного человека. И полумрак в ней очень теплый, и росписи неяркие, — святыней выглядит всё это пространство, очищенное Великим постом и украшенное Праздником Праздников.
…А днем мы обедали в лаврской чайной, расположенной по пути в Аннозачатьевскую церковь, из которой ход ведет в дальние пещеры. И девушка в белом фартуке за прилавком из всего многообразия имен на монастырских пряниках неожиданно подала мне тот, на котором было написано «Анна». «Угадали», — сказала я ей. – «Правда?» — вспыхнула она в ответ…
Среди киевских объектов, отмеченных в нашем плане как пункты обязательного посещения, был Киевский университет. Его главное здание по-прежнему выкрашено в красный цвет. Когда-то, в первой трети ХХ века его выкрасили в красный цвет в знак позора – после ареста активистов марксистской студенческой организации. В советское время отношение к красному цвету изменилось, и потому его сохраняли на фасаде уже из других соображений. Отчего и теперьон носит этот цвет — не знаю. Двери Киевского национального университета (так он теперь называется) в прямом смысле распахнуты для всех. Есть, конечно, и охрана. Но в сравнении с московскими вузами она очень лояльна ко всем. А может быть, ей достаточно лишь одного взгляда на человека, чтобы решить, может ли он быть опасен? В коридорах и рекреациях в самом деле царит академический дух. А еще там очень чисто и тихо, даже во время перемен. Дубовые панели на стенах, красные ковровые дорожки – не только в административной части, но и везде! Приятная примета заботы о студентах – маленькие буфеты на каждом этаже (если не в каждом крыле) здания. Никаких очередей. Пирожки типично украинских размеров (с две моих ладони) и кофе, и еще какие-то мелочи, способные поддержать и согреть человека. При этом в коридорах – никаких пищевых запахов.
Программы обучения в Киевском университете традиционно отличаются от большинства университетов пространства бывшего Союза. Так, здесь на журфаке, к примеру, преподают церковнославянский язык и латынь. Кроме того, университету, похоже, во многом чужд дух национализма, и одно из самых активных объединений филологов вуза занимается творчеством русского поэта Николая Клюева. Есть и другие примеры.
Доброжелательность киевлян – особая статья. Представьте: центр Киева, на маленьких улочках в окрестностях Крещатика – море припаркованных автомобилей. Машины движутся во всех направлениях. Но стоит вам опустить ногу на проезжую часть (даже там, где нет никакой пешеходной «зебры»!), автомобиль остановится и пропустит вас. Это правило, исключений из которого за неделю пребывания в украинской столице мы не встретили. Такая европейская предупредительность сразу возводит город в ранг высококультурного. Предстоит ли Рыбинску хоть когда-нибудь стать таким?
Отдельного упоминания заслуживают киевские маршрутки. Это очень удобные, действительно комфортабельные микроавтобусы, предназначенные именно для того, чтобы перевозить людей по городу. В них можно стоять в полный рост. Нижняя ступенька находится вровень с бордюром, так что в такси можно въехать даже детской коляске — в салоне достаточно места даже для нее. Такие маршрутки ходят бесшумно, легко и плавно, их не сравнить с рыбинскими и ярославскими пазиками, в которых пассажиры, не успевшие схватиться за поручень, в прямом смысле кувыркаются. А еще этих маршруток великое множество. Их пути пролегают не только по главным столичным магистралям, но и в переулках, и тупиках, и в самых отдаленных городских территориях. В них разнится стоимость проезда, нет разницы только в одном – в комфорте.
Мы уезжали из Киева, когда цвели магнолии. Это удивительные деревья, белые и розовые лепестки их цветов большого размера, и довольно быстро опадают. Киевляне берегут эти деревья, и когда в ботаническом саду начинается это цветение, вход на газоны загораживают, а дорожки патрулируют милиционеры. Однако опадающие цветы и лепестки попадают и на асфальтовые дорожки, а тут за ними охотятся многочисленные туристы. Киевляне же взирают на магнолии с гордостью, и сообщение о начале их цветения всегда проходит отдельной строчкой в сводках городских новостей…
«Грає море зелене,
Тихий день догора.
Дорогими для мене
Стали схили Дніпра,
Де колишуться віти
Закоханих мрій…
Як тебе не любити,
Києве мій!»
Путешествовала Анна Романова