Глава седьмая. РЫБНАЯ СЛОБОДА – ТОРГОВО-РЕМЕСЛЕННЫЙ ЦЕНТР
Основной признак, по которому селение можно отнести к сельскому или городскому типу – занятия его жителей. В 1777 году рыбинцы писали, кратко излагая свою историю: «в прежние времена Рыбной слободы жители довольствовались одним токмо ловом рыбы, не имея ни хлебопашества, ни торгов; по неимению же ими хлебопашества и земли по писцовым книгам дано к их слободе столько, сколько тогда надобно было, потом та слобода населена и размножена купечеством».(1) Несколько иное мнение по поводу занятий наших предков у М.Гомилевского: «Скотоводством и птицеводством жители не занимались, а для садов не имели и места; торговлю отправляли только домашнюю; сверх того, кроме рыбной ловли, упражнялись в кузнечной работе и отчасти в землепашестве».(2)
Кто же из них прав? Конечно, рыбный промысел – основа экономического развития слободы. Но, кроме рыбных угодий, у неё ещё были и земельные: лес, «животинные выгоны», заливные луга по берегам Волги, Черемхи и Кормицы (Коровки) и десятки «отхожих пожен». Вот только не было у нее пашни, а потому заняться «хлебопашеством», хотя бы и «отчасти», рыбнослободцы не могли. Зато при таком обилии водных источников и лугов разводить скот, как говорится, «сам Бог велел». И «генерально» все слобожане содержали лошадей, коров, свиней и «русских» кур. Особенно необходимы были лошади и для дальних поездок, и для работы внутри слободы. Скот содержался в хлевах, что пристраивались сзади жилой избы. Проблем с прокормом не было: каждое семейство имело пожни, которые косили, «погодно переменяясь» с соседями. В 1683 году «устаревший» Сидор Сопелин «отказал в мир» «свою пустарную землю». «А у той моей пустарной земли пожен: в Дорах 3 пожни в межах с Федором Филипповым сыном Коростелевым, да на Наволоках четвертая пожня в межах с Федором Лукьяновым да с Тимофеем Аристовым».(3) Даже в названиях пожен зафиксировались имена и фамилии слобожан: Невежинская, Тюменевская, Тимошки Аристова, Вязмиха, Коростелиха и др.
Рыбная слобода изначально распланирована как небольшой городок, но у каждого двора обязательно были огороды, на которых росло всё: репа, редька, морковь, огурцы, лук, чеснок, горох, бобы, хмель. Однако «царицей» полей и огородов являлась, конечно, капуста (картошки тогда на Руси ещё не знали). Ею засажены «отхожие капусные ловецкие» огороды около устья Черемхи. Наши предки употребляли капусту, зеленую и белую, в любом виде, кормили ею скот и даже лечились. В делах рыбнослободской ратуши есть документ о некоем Ф.И.Шишкине, который после бесчеловечных пыток в следственной комиссии не надеялся на выздоровление. Но его «обложили» соленою капустою и обвязали «новинными» холстинками. Выжил!
Таким образом, чем бы ни занимались рыбнослободцы, все они вели подсобное хозяйство, но только для «домашнего пропитания». Их продукция, если и поступала на местный рынок, то никогда не вывозилась за пределы слободы. Более того, крестьяне окрестных сел и деревень еженедельно поставляли в Рыбную не только хлеб, но и мясо, и рыбу, и овощи.
В 60-е годы восемнадцатого столетия в России проводилось «хозяйственное» анкетирование. Жителей поселений, которые имели юридический статус города, спрашивали, какие занятия являются для них важнейшими: ремесло, торговля, промышленность или сельское хозяйство. Оказалось, что в 71% городов население считало своим главным промыслом сельское хозяйство. И лишь в 17% селений ремесло, торговля и промышленность преобладали в занятиях горожан. «Только эти города и можно по-настоящему рассматривать как торгово-промышленные центры», — таково мнение Б.Н.Миронова, автора монографии «Внутренний рынок России во второй половине XVIII – первой половине XIX в.» (4) Если бы подобная анкета попала в Рыбную слободу в 1676 году, то ответ выглядел бы так: из 88 тяглых дворов обитатели 52% дворов занимаются рыбным промыслом, остальные – ремеслом и торговлей.
Поэтому прав М.Я.Волков, говоря, что во второй половине XVII века в Рыбной слободе «получила развитие мелкая промышленность: добывающая – рыболовство, обрабатывающая и транспортная – речной извоз».(5) В данном случае под словом «промышленность» надо понимать – «промысел». А по словарю Ожегова одно из значений слова «промысел» – «мелкое ремесленное производство, обычно как подсобное занятие при основном, сельскохозяйственном». Однако в Рыбной слободе при отсутствии землепашества подсобными занятиями, как мы уже знаем, были скотоводство и огородничество, а основными – рыболовство, ремесло и торговля. Рассказ же об основных занятиях «рыблян» начнем с ремесленников, т. к. в краеведческой литературе подробно излагаются сведения о торговле и о рыбном промысле, а по поводу наших умельцев дается только короткий перечень профессий. Стандартная концовка «и так далее» предполагает, что подобных наименований осталось ещё много: так получалось солиднее. А на самом деле этот список составляют всего 6-7 названий. Если же проанализировать материал на эту тему по переписям 1676 и 1718 годов, то результат получится неожиданный. Несмотря на 40 лет, прошедшие за это время, несмотря ни на какие реформы, в Рыбной слободе количественно ничего не изменилось: те же 127 «живущих» дворов, 16% из которых принадлежали ремесленникам. По сравнению с «тяглыми» дворами эта цифра «подрастет» до 22 – 23 процентов.
Ведущее место среди «рыбенских» ремесленников занимали кузнецы: в1676 г. они составляли половину, а в1718 г. – треть всех ремесленных дворов. Это объясняется, во-первых, близостью источников сырья, во-вторых, наличием устойчивого рынка сбыта. В книге К.Н.Сербиной «Крестьянская железоделательная промышленность Центральной России XVI – первой половины XIX века».(6) Ярославский край, наряду с Серпуховско-Тульским и Нижегородским районами, отнесен к «старинным центрам крестьянской железоделательной промышленности». Всё дело в наличии болотной железной руды, особенно в Мологском и Пошехонском уездах. Недаром при раскопках Усть-Шексны обнаружено такое количество домниц. Однако к XVII веку выплавка железа и его переработка разделились, поэтому в Рыбной слободе в этот период уже не обнаружно ни «домников», ни угольщиков. Центрами же переработки железа в нашем крае были Ярославль, село Новое Юхоцкой волости и Норская слобода, где процветало «гвоздочное» ремесло. Здесь выделывали 11 сортов мелких гвоздей, которые считали как в штуках, так и в «колодках» (наборах).
В начале XVII века в Рыбной слободе действовало 4 кузницы и 3 «кунечишки». Своеобразные следы их работы можно было найти в «межевых ямах», с помощью которых отмечали границы наших земельных угодий. В них (в ямах), кроме «каменьев», были «уголье и изгарины». Об этом говорит Писцовая книга, она же свидетельствует о другом интересном факте, никак не отраженном в краеведческой литературе. В середине семнадцатого столетия к рыбному оброку нашим предкам добавили новый – «гвоздочный». Вместе с жителями Борисоглебской и Норской слобод «рыбляне» должны были поставлять «2040 колодок гвоздья луженого, 408 колодок гвоздья носковатого».(7) Количество кузниц пришлось увеличить до 11, правда, на момент переписи1676 г. две из них были «пусты». Один кузнец «сшел в Юхоцкую волость, в село Новое», где уже обитал другой беглый рыбнослободец, о котором сказано, что он «живет в Юхоцкой волости, в Новом селе, в бобылях, кормится кузнешным промыслом».(8) В 1676 году «новонакладные гвоздки» «выложены» из оброка, но количество кузниц в Рыбной слободе, несмотря на отсутствие «госзаказа», не уменьшилось. Следовательно, их продукция была востребована, хотя переработкой железа в Ярославском крае занимались во многих селениях, существовала даже определенная специализация. Например, плотничьи топоры (без топорищ) рыбнослободцы закупали в селе Глебовском.
В самой же Рыбной слободе кузнецы занимались «мелкой поковкой»: ножи, замки висячие и «нутряные», ключи, дверные петли и крюки, скобы к окошкам, оконницы, гвозди и, конечно, рыболовецкие крючки. Ассортимент изделий и объем заказов увеличивался после каждого очередного пожара в слободе. Так, в 1735 году на возведение только общественных зданий (ратуши, таможни, винокурни и пр.) потребовалось одних «пробойных» гвоздей 15 тысяч. Ратуше пришлось закупить пуд железа «сибирского на дело ломов для росчистки земли». В 1756 году для восстановления казенной пивоварни, кроме гвоздей, крюков, скоб и пр., приобретались «закладки железные», топоры, багры, железная проволока. Вероятно, какие-то изделия и закупались на стороне (в частности, топоры), но отчеты ратуши свидетельствуют, что платили за «всякую мелкую поковку» именно нашим кузнецам. Например, В.С.Невежинский занимался ремонтом железных котлов.
Известно, что в начале XVIII века в экономической жизни Рыбной слободы произошли перемены, связанные с основанием Петербурга (1703 г.). Новой столице стали поставлять огромное количество стройматериалов, провианта и запасов (в частности, для армии и флота), товары для населения и для вывоза за границу. Всё это шло мимо Рыбной слободы по Шексне и Мологе, но преимущественно – по Вышневолоцкому водному пути (Волга — Тверца – Вышневолоцкий канал – Мста – Ильмень-озеро – Волхов – Ладожское озеро и Нева). Однако ненадежные и малоподъемные «топорные» суда часто гибли, не доходя до Петербурга. С 1715 года срок использования подобных судов был ограничен: взамен требовалось строить «новоманерные» с помощью железных скоб. И кузнецы приволжских селений, по утверждению К.Н.Сербиной, занялись «выделкой преимущественно судовых скоб».
Указ о «новоманерных» судах имел для Рыбной слободы поистине судьбоносное значение. Во-первых, Рыбная и её окрестности превратились в один из центров судостроения. В 1723году к нам прибыл с проверкой чиновник и обнаружил, что здесь «старого манеру судов» нет, а «делают в той слободе у купецких посацких людей новоманерные суда разных поместий и вотчин…крестьяня». И столь необходимые им железные скобы поставляли, конечно, наши кузнецы. Во-вторых, большие «новоманерные» суда не могли из-за мелей подняться выше Рыбной слободы. Здесь происходила не только перегрузка товаров и припасов в барки и коломенки меньшей грузоподъемности, но и смена «тяглой силы»: вместо бурлаков запрягали лошадей. М.Я.Волков приводит такой факт: «в слободе в 1727 году наняли и донаняли на 870 барок и 66 стругов и коломенок свыше 2,8 тысяч работников и для тяги 5127 лошадей».(9) Хотя эти «коневоцкие» лошадки пребывали в Рыбной недолго, им, кроме череможских заливных лугов, требовалась помощь наших кузнецов. Естественно, «рыбенские» умельцы заботились и о десятках местных лошадей, которые круглый год служили в качестве транспорта как для частных поездок, так и «по казенной надобности».
Одним словом, кузнечный промысел в Рыбной слободе процветал, благо источники сырья были рядом. Пошехонье поставляло «кришное уломное» железо, которое имело примеси, зато стоило в 1722 году всего 20 копеек за пуд. Через Ярославль шло более высококачественное железо с уральских демидовских заводов, стоившее в два раза дороже. Древесный уголь наши кузнецы закупали прямо в Рыбной слободе возами в розницу у крестьян. Хранили его в угольниках, находившихся рядом с кузницами, которые имели площадь 4-6 кв. сажен (сажень –2,13 м). Оброк за такие кузницы составлял в 1676 году 6 – 10 копеек. А в середине восемнадцатого столетия было около 13 кузниц, и платили за них уже по 20 копеек. Из-за отсутствия сведений вряд ли удастся выяснить, сколько человек работало в наших кузницах. Сербина пишет, что у одного горна обычно работали двое, следовательно, получается 20 – 26 человек, среди которых, возможно, были наемные рабочие. Любой промысел – дело семейное и наследственное. Но в ревизских сказках после 1718 года профессия уже не указывалась, поэтому удалось установить лишь несколько «кузнешных» династий: Еремеевы, Невежинские, Поплатовы. Ещё в XVII веке часть кузнецов совмещала свое ремесло с торговлей: из 10 семейств 3 владели лавками, выступая, очевидно, и в роли скупщиков. Писцовая книга не указывает, где располагались кузницы. Братья, Елизарко да Ивашка Семеновы дети Кузнецы (это их прозвище), имея два двора, проживали в одном, недалеко от церкви, а во втором, около площади, что отделялась от них Проезжей улицей, на огородной земле, возможно, держали кузницу. Им же принадлежали две лавки в торговом ряду. Из документов XVIII века следует, что именно здесь были угольники, а потом – Старокузнецкий переулок. В середине восемнадцатого столетия ради пожарной безопасности все кузницы были вынесены на западную окраину слободы. При планировке города на этом месте возникла Кузнецкая улица (ныне – Гоголя).
Таким образом, Рыбная слобода в XVII – XVIII веках была также одним из центров кузнечного производства. «Рыбенские» кузнецы работали как на заказ, так и на рынок, правда, не вывозя за его пределы свои изделия. А им этого и не требовалось, ибо рынок Рыбной слободы имел тесные торговые связи, как со Средней Волгой, так и со всем Северо-Западом. С другой стороны, торговая специфика нашего рынка не позволила местному кузнечному промыслу перерасти в крупное производство.
Рыбнослободской рынок при «отборе» ремесленных профессий действовал по принципу «госпожи Удачи»: к одним был «добрым», а к другим – «иначе». В этом легко убедиться, посмотрев на таблицу, составленную на основе Писцовой книги1676 г. и переписи1718 г.
Количество дворов ремесленников в Рыбной слободе
(конец XVII – начало XVIII вв.)
№ Название профессии 1676 г. 1718 г.
1 Кузнецы 10 7
2 Сапожники 4 1
3 Крашенинники 3 4
4 Свешники 1 4
5 Портные 1 1
6 Шапошники 1 —
7 Рукавишники — 3
8 Иконописцы — 1
Итого 20 21
Больше всего повезло кузнецам, о них рассказано в предыдущей статье. Однако прежде чем поведать о других «рыбенских» умельцах и о судьбах их детей, надо уточнить одну особенность этого периода. Конец XVII – начало XVIII веков – это время, когда у рыбнослободцев (и не только у них) происходило становление настоящих фамилий («прозваний»). Чаще всего они возникали на основе отчества или прозвища. Но проследить хронологию этого интересного процесса за 1676 – 1718 годы из-за отсутствия документов порой очень трудно. Поэтому, говоря о наших ремесленниках, приходится быть осторожным.
Начнем с сапожников. В 1676 году в Рыбной слободе их было всего 4 семейства. Игнашка Микитин сын Сапожник и Васка Васильев сын Сапожник проживали на берегу Волги, а Галактионко Яковлев сын и Якимко Якимов сын (у них тоже вместо фамилии было прозвище – Сапожник) дворы имели в Середней улице, что шла параллельно Череможскому ряду. Именно здесь, в «верхнем конце» этой улицы (ныне – Вознесенский переулок) наши археологи раскопали «кожевенную мастерскую», которая датируется второй четвертью XVII века. Найдены сотни фрагментов кожаных сапог и туфель. «Технология изготовления обуви была довольно сложна: использовались все известные виды сапожных швов, различные детали кроились из разных видов кожи, украшались тиснением и прочим декором». Слобожанки щеголяли в «высоких, до щиколотки» туфлях, «с цельнокроеным верхом и внутренним задником». «Каблуки изготовлялись из нескольких слоев толстой кожи, либо кожей обтягивали деревянную основу, при этом форма каблука была самая разнообразная».(10)
Сырье ремесленники приобретали на рынке, а работали на заказ. И хотя рыбнослободцы явно предпочитали носить городскую обувь, сами сапожники были небогаты. Двое принадлежали к «молодчим людям», один – к «оскудалым», один и вовсе был нищим. Из них лишь Якимко имел пол-лавки в…Колашном ряду. Чем он там торговал: калачами или все-таки обувью? В 1718 году в Рыбной остался всего лишь один сапожник – Иван Галахтионов сын. Он унаследовал не только профессию отца, но и его прозвище. А младший его братец, Федор Галахтионов сын Сапожников, перейдя в «хлебники», приобрел и более почетное «прозванье». Изменили отцовскому ремеслу и дети Васки Васильева сына Сапожника, Федор и Бориско. Они числились уже «рукавишниками»…Борзунинскими. Интересно, что у третьего «рукавишника», Федора Емельянова сына, фамилия тоже была Борзунинский, хотя папеньку его звали Емелькой Савельевым. «Терзает смутное подозрение», что ко всей этой истории со сменой фамилии какое-то отношение имеет Ивашка Савельев сын Борзуник. Но никаких сыновей у него, судя по Писцовой книге, в это время ещё не было. Труднее разобраться с наследниками других сапожников. Возможно, младший сын Игнашки Микитина ушел в Москву к старшему брату. А сына Якимки Сапожника, Ивана, уже не было в живых, если только некая «Парасковья Ивановская жена Якимова» являлась его вдовой (в1676 г. никаких других Якимок в слободе не значилось).
Удачнее шли дела у крашенинников. В1676 г. их было 3 семьи: Якушко Иванов сын Крашенинник и два брата – Климко да Макар Алексеевы дети. Все они закупали на базаре у крестьян холст, превращая его в однотонную «крашенину» или в «набойку» (ткань с набитым вручную узором), и продавали в своих лавках. В начале XVIII века конкурентоспособность этих ремесленников выросла: специальным указом запрещалось ввозить из-за границы дешевые ткани, в т.ч. «полотна низких цен». Поэтому в1718 г. в Рыбной слободе было уже 4 двора крашенинников: Петра Яковлева, Григория Макарова сына Крашенинникова, его племянников и некоего Ивана Иванова сына Быкова. Спрос на их недорогую ткань был велик ещё и потому, что на Руси в каждой семье умели шить. Даже пословица существовала: «Лиха беда кафтан нажить, а рубаху и дома сошьют».
Шили рыбнослободцы, наверно, не только рубахи и поэтому не очень нуждались в услугах портных. По государеву указу ещё в середине семнадцатого столетия сюда был прислан «бобыль Якушка Иванов, портной мастер». К 1676 году он так и оставался единственным портным, а богатства не нажил, лавки не имел, шил явно на заказ. Уже после переписи у него родились два сына. Старший, Петр Яковлев Портной, в1718 г. унаследовал отцовское ремесло, а младший, Костентин Яковлев сын Портной, занялся более прибыльным «колашным промыслом». Ненамного богаче бобыля Якушки в1676 г. был ещё один ремесленник – Тараска Симеонов сын Шапошник. Надо полагать, шил головные уборы и на заказ, и на продажу, ибо имел пол-лавки в…Колашном ряду (вместе с Якимкой Сапожником?). И был у Тараски сынок Ивашка 15 лет. В переписи1718 г. зафиксирован двор «салдата Ивана Тарасова сына Пертомца», в котором проживала его жена Парасковья. Ни о детях, ни о шапошниках ничего неизвестно. Зато хорошо известна одна из особенностей переписей тех времен – неполнота сведений. В данном случае это подтверждает другой документ за 1720 год. В нем значится некто Семен Иванов сын Шапошников. Очень похоже, что это внук нашего Тараски Симеонова. Но молодой Шапошников в зимнее время торговал в слободе мукой, а летом «кормился на судах», «ходил на корме».
В 1676 году проживал в Рыбной слободе «середний человек» Ивашко Титов сын Свешник с сыном Лифанкой. Сам Ивашко имел лавку, где и торговал свечами, закупая сырье (воск и сало) на базаре. В 1718 году в слободе работали уже 4 «свешника», но Лифанки среди них не было. Лишь об Иване Никифорове сыне Коростелеве можно сказать определенно, что он внук «лутчего человека» Федора Филиппова сына Коростелева, о предках остальных: А.Ф.Попова, П.Р.Конурина, И.Е.Селецкого – выяснить ничего не удалось. Расцвет свечного промысла, очевидно, связан как с ростом общей культуры быта, так и с наплывом в Рыбную большого количества чиновников, которые, конечно, не хотели работать при лучине.
И наконец, последний наш ремесленник (наша гордость!) – иконописец Леонтей Яковлев сын Тюменев. В 1718 году ему было 68 лет, но в Писцовой книге значатся только Микитка Григорьев сын Тюменев с Елизаркой и Андрюшкой. Как бы то ни было, Леонтей Тюменев вполне мог участвовать в строительстве нового каменного Казанского храма, который создали и расписали ярославские мастера. Впоследствии он (Тюменев) работал, вероятно, на заказ, т.к. иконы в то время составляли главное духовное богатство каждой семьи.
Но «госпожа Удача» благоволила не столько к ремесленникам, сколько к торговцам, поэтому «рыбляне» участвовали в самых разнообразных торговых операциях. Для Рыбной же слободы характерными были ярмарочная, базарная и стационарная формы торговли. В XVII веке началось формирование единого всероссийского рынка, и самым наглядным примером этого является ярмарка. По определению Б.Н.Миронова, «ярмарка – периодически устраиваемый съезд торговцев и потребителей в определенном месте в определенное время».(11) Ярмарки возникали там, где они были необходимы, а вот сроки их проведения устанавливались властью, чтобы купцы могли посетить большее количество селений. Переезд торговцев с одной ярмарки на другую напоминает круг, или «ярмарочное колесо», по образному выражению Миронова. В России существовало несколько взаимосвязанных ярмарочных кругов. В два из них входил Рыбинск: Северный круг (Архангельск – Великий Устюг – Рыбинск) и Северо-Западный круг (Санкт-Петербург – Новая Ладога – Тихвин – Весьегонск – Рыбинск – Макарьев). В обратную сторону «ярмарочное колесо» «катилось» так: Макарьев – Кинешма – Рыбинск (перегрузка или зимовка) – Ярославль. Поскольку Б.Н.Миронов исследует более поздний период, постольку в приведенных торговых «цепях» фигурирует Рыбинск. Но ведь формирование этих «цепей» началось гораздо раньше второй половины XVIII века, поэтому замена слова «Рыбинск» на «Рыбную слободу» здесь вполне закономерна, и это подтверждают документы.
Согласно Писцовой книге в Рыбной слободе уже в начале XVII века существовали две годовые ярмарки: Петровская (29 июня) и Преображенская (5 августа). Обе они приурочены к церковным праздникам, и сроки их проведения, удачно согласованные с началом и концом Макарьевской ярмарки, не менялись в течение XVII — XVIII веков. Для их проведения на берегу Черемхи (напротив современной каланчи) была отведена большая территория (60 саж. х 46 саж.). «На площади поставлены лавки и шалаши» и ещё «ледник пивной, над ним анбар». Ни количество лавок, ни объем товарооборота неизвестны, ибо «оброчные деньги збирали…на церковное строение выборные церковные старосты». Но в начале XVIII века торговые пошлины здесь будут собирать в пользу казны, и на площади появится ещё одна таможня.
Важное значение во внутренней торговле России имели базары. Некоторые исследователи считают, что базары играли более существенную роль, чем ярмарки, снабжая горожан дешевыми продуктами. Это мнение абсолютно справедливо для Рыбной слободы, которая находилась на стыке нескольких уездов: Пошехонского, Романовского, Углецкого и Ярославского. «Приезжают…в Рыбную слободу розных городов торговые люди: из Ярославля и Ярославского уезду, Борисоглебские слободы и Юхоцкой волости сел и деревень и боярские, и монастырские крестьяне и всяких чинов торговые люди с солью, и рыбою, и мясом, и хлебом печеным, и с колачами и продают всякие товары мелочью». Так писали рыбнослободцы в 1686 году в челобитной, прося защитить их монопольное право на розничную торговлю. Ссылаясь на прежние грамоты, царь-батюшка велел: «иногородним всяких чинов торговым людем в Рыбной слободе торговать на торговой площади и продавать соль целыми рогожами, рыбу длинною – целыми рыбами, а бочешную – целыми бочками, а мяса – целыми стягами…а с хлебом печеным и с калачами не въезжать». (12)
Как ни странно, но власть снижала уровень конкуренции, создавая внутри каждого уезда торговый недельный круг. Например, вторник был базарным днем в селе Еремейцеве, среда – в селе Глебовском, суббота – в Рыбной слободе. Чтобы соблюсти интересы продавцов и покупателей, в XVIII веке действовали определенные правила. На городских базарах в первой половине дня местные жители могли покупать сельхозпродукцию только для себя, а во вторую – оставшиеся товары раскупали оптовики для дальнейшей перепродажи, увеличивая цену в своих лавках аж…на 10%. Таким образом, рыбнослободцы могли на базаре купить почти все необходимое. У «купецких людей» приобретали промышленные товары, даже иноземные, у крестьян, кроме продуктов, — сукно, холст, шерсть, сырые кожи, овечьи кафтаны, шубники, сено, «хоромный» и дровяной лес, древесный уголь и т.д.
Ярмарки и базары – это периодические формы торговли, характерные как для города, так и для села. Стационарная (постоянная) форма торговли – явление чисто городское. Мы не знаем, когда в нашей слободе появились первые лавки, но в 30-е годы XVII века здесь уже действовало около 40 торговых точек. Сравнительный анализ материалов Писцовой книги и переписи 1718 года позволяет проследить динамику роста их численности.
Количество торговых точек в Рыбной слободе
(XVII – начало XVIII вв.)
№ Названия 1631г. 1676 г. 1718 г.
1 Лавки 19 50 55
2 Полулавки 1 5 11
3 Места лавочные 1 3 5
4 Скамьи 14 15 6
5 Полки — 1 —
6 Харчевни 3 5 5
7 Питейные заведения 1 5 5
8 Кладовые амбары — — 14
Всего 39 84 101
Из таблицы видно, насколько разнородны эти заведения, количество которых увеличилось за 87 лет в 2,6 раза. Основной прирост произошел в середине семнадцатого столетия за счет лавок. В это же время единственный кабак был преобразован в крупный торгово-промышленный комплекс – Государев кружечный двор, состоявший более чем из 30 зданий. В таблицу включены только «питейные избы». К началу XVIII века прирост (по сравнению с 1676 годом) составил всего 20%. Но это не просто увеличение торговых точек: появились новые объекты, свидетельствующие о превращении Рыбной слободы в перевалочный пункт. Речь идет о «кладовых анбарах», 10 из которых рыбнослободцы построили «для своих нужд» «на тяглых дворовых и огородных землях». В эти же амбары «приезжие купецкие люди кладут хлебные и другие свои товары. А в иные годы…кладей не бывает». Эти сведения взяты из переписи 1718 года.(13)
Четыре амбара были поставлены на Центральной торговой площади, где находились общественные здания, питейные избы, харчевни и Колашный ряд. Здесь, около Волжского спуска, «билось деловое сердце» Рыбной слободы. И все-таки основная масса лавок размещалась на собственной (назовем её условно – Малой) площади, которая располагалась примерно на территории современного Мытного рынка. Слобожане, конечно, воспринимали обе площади как единое целое, но Писцовая книга их четко разделяет. На с. 24 читаем: «В Рыбной же слободе площадь торговая, а торгуют в неделе один день, в субботу, вдоль той площади 38 сажен, поперег от Волги реки 32 сажени. Да возле той площади в ряду лавки Рыбные слободы посацких людей». Размеры Малой площади даны на с. 28: «В Рыбной же слободе площадь меж лавками вдоль 18 сажен, поперег полдевяти (8,5) сажени».(14)
Почему же лавки сгруппированы отдельно? Площадь – это свободное пространство, имеющее определенное предназначение. Малая площадь меду лавками – только для покупателей. Центральная, почти квадратная, удобна для приезжих продавцов, которые торговали с возов или с рук. На ней же происходили мирские сходы. Всё, что «приписано» к ней, на самом деле располагалось вокруг этого пространства на так называемой «площадной земле» (термин взят из документов XVIII века). В Писцовой книге указаны размеры каждого строения, если всё это сложить, то территории площади просто не хватит. А в это своеобразное «ожерелье» поместилось всё, что было необходимо для приезжих: земская изба (ратуша) следила за порядком, таможня собирала пошлины, питание обеспечивали «пищевики». Это и харчевники, и торговцы казенными хмельными напитками, и хлебники из Колашного ряда, состоявшего из 15 «скамей» и всего двух лавок, одну из которых занимали шапошник и сапожник.
Таким образом, в число «пищевиков» входило около 27 торговцев, что уже превышало количество ремесленников. Но если учесть, что на Малой площади из 50 лавок 18 принадлежали рыбным ловцам, а 5 – мясникам, то получается, что продажей «съестных припасов» (как минимум) занималось 60% всех торговых точек. В 27 лавках были промышленные товары, в том числе в 6 – изделия слободских ремесленников. Последние вместе с «пищевиками» составляли группу самостоятельных мелких производителей, которые продавали собственную продукцию. Остальные наши торговцы занимались скупкой привозной продукции в Рыбной слободе или ездили за нею в другие селения. Так, в июне 1699 года земский староста Рыбной слободы «бьет челом» государю, объясняя причину «недобора казны»: «потому что торговые люди, на ком довелись взять пошлины и за питья, ныне в отъезде на Макарьевской ярмонке и в иных городех».(15) В их лавках в это время работали «сидельцы» из числа родственников или наемных работников. Средний размер лавки – 2,5 саж. х 2 саж. Оброк за одну лавку составлял от 2 до 6 копеек. Кажется, как мало. Однако это был не единственный налог, а рубля в это время хватало на месячное пропитание. И все-таки торговцы были самой зажиточной частью населения, некоторые имели по 2-3 лавки (Селецкие, Ильины).
На их фоне удивительным кажется тот факт, что «лутчей человек» Федор Филиппов Коростелев содержал всего одну лавку (правда, большую) да у сына Никифора было «лавошное место» на этой же Малой площади. Местный рынок мало интересовал семейство Коростелевых, ибо они занимались «отъезжей» торговлей: скупали в России юфть (сорт толстой и прочной кожи), везли её в Швецию, а оттуда доставляли металл. В сборнике «Русско-шведские экономические отношения в XVII веке» есть две челобитные сыновей Федора Коростелева, направленные в Посольский приказ.(16) В 1664 году Никифор жалуется на то, что иностранцы не рассчитались с ним за 200 пудов юфти. В 1674 году его младший брат Федор пишет об иностранном владельце судна, который не отдает ему медь, закупленную в Стокгольме. Ознакомиться с полным текстом документов можно в статье Г.Б.Михайловой «Наши древности».(17) Неизвестно, чем кончилось дело. Но в 1676 году они были самыми крупными землевладельцами: им принадлежало три дворовых участка. Двор, где они проживали все вместе, находился в центре слободы, на Середней улице, и его территория превышала (!) размер Центральной торговой площади. В переписи 1718 года значится только внук «лутчего человека», Иван Никифоров сын
Коростелев, «свешник».
Рыбная слобода, прежде чем стать городом, прошла в своем развитии несколько этапов: рыболовецкая слобода – торгово-ремесленный центр – перевалочный пункт – «знатная струговая пристань». Все изменения в экономике происходят постепенно. Тем не менее М.Я.Волков в статье «Рыбная слобода во второй половине XVII – начале XVIII века» (Верхневолжская правда, 1988, 27-29 декабря) называет конкретный временной рубеж, когда рыболовецкое селение превратилось в «заметный центр промышленности и торговли Верхнего Поволжья» — это 1676-1681 годы. При этом он, конечно, опирается на материалы центральных архивов и на нашу Писцовую книгу1676 г., где на с.34 четко сказано, что население Рыбной слободы «по окладу» приравнено к «посацким людям» Углича, Мологи и Романова. «А Рыбную слободу стали относить к городским поселениям», — делает вывод ученый. Почему же все-таки слобода не получила официальный статус города? М.Я.Волков объясняет: «Это связано с тем, что название «город» закреплялось тогда за собственно городами – административно-судебными центрами уездов, провинций и губерний. Но, помимо собственно городов, и тогда существовали городские поселения, которые, пользуясь современным нам понятием, можно назвать поселками городского типа. За этими пунктами сохранялись «родовые» обозначения – пригород, посад, слобода. В Ярославской области к этой категории городских поселений принадлежали посад Молога и слободы Борисоглебская…, Рыбная и Норская».(18)
П Р И М Е Ч А Н И Я
- РбФ ГАЯО. Ф. 4. Рыбинский городовой магистрат. Оп. 1. Д.3. Л. 47.
- Гомилевский М. Описание города Рыбинска. // Старый Рыбинск. История города в описаниях современников XIX – XX вв. Рыбинск, 1993. – С. 61.
- ГПБ ОР. Ф. 532. № 2987.
- Миронов Б.Н. Внутренний рынок России во второй половине XVIII – первой половине XIX века. Л., 1981. – С. 202 – 203.
- Волков М.Я. Рыбная слобода во второй половине XVII – начале XVIII века.// Верхневолжская правда, 1988, 27.12. – 29.12.
- Сербина К.Н. крестьянская железоделательная промышленность Центральной России XVI – первой половины XIX века. Л., 1978. – С. 157.
- Писцовая книга дворцовой ловецкой Рыбной слободы. 1674, 1675 и 1676 гг. Ярославль, 1917. – С. 38.
- Там же. – С. 19, 27.
- Волков М.Я. Рыбная слобода во второй половине XVII – начале XVIII века.// Верхневолжская правда, 1988, 27.12. – 29.12.
- Рыкунова И.И., Рыкунов А.Н., Иванов Л.М. Тысячелетия вокруг устья Шексны. Рыбинск, 2004. – С.248.
- Миронов Б.Н. Внутренний рынок России во второй половине XVIII – первой половине XIX века. Л., 1981. – С. 23.
- ГПБ ОР. Ф. 532. № 3337.
- РбФ ГАЯО. Ф. 1. Рыбнослободская ратуша. Оп. 1. Д.7. Л. 33.
- Писцовая книга дворцовой ловецкой Рыбной слободы. 1674, 1675 и 1676 гг. Рыбинск, 1917. – С. 24, 28.
- ЯГВ, 1980, №36.
- Русско-шведские экономические отношения в XVII веке. М. –Л., 1960. – С. 279.
- Михайлова Г.Б.Наши древности.// Вестник Рыбинского отделения РИО, №3. Рыбинск, 2004. – С. 6 – 7.
- Волков М.Я. Рыбная слобода во второй половине XVII – начале XVIII века. // Верхневолжская правда, 1988, 27.12. – 29.12.