Иван Глумов.
ОКТЯБРЬ-НОЯБРЬ
«Пусть минуты твои будут, как дни; дни — как месяцы, месяцы — как годы…» — нечто подобное написано на часах, подаренных австрийским императором турецкому султану. Для полного понимания дальнейшего текста важен и смысл данного изречения и его адресат.
Жили-поживали мы с любезной супругой моей Жанночкой, не считая ни минут , ни месяцев, ни лет, как вдруг оказалось, что совместному нашему обитанию исполнилось ровно 25 годков. Серебряная свадьба – называется.
И решили наши подросшие, но еще не совсем твердо стоящие на ногах дочки, отправить нас в свадебное путешествие. Поскребли они по своим скудным сусекам, присоединили к задуманной концессии деда и бабушку и задумали приобрести нам путевку в Турцию. А куда же еще? Где еще отдохнуть промозглой поздней осенью простому россиянину, как не на солнечных пляжах Анталии?
Против того, чтобы оторвать седалище от любимого дивана, возражал я один, а против Анталии мы встали с супругой дружным фронтом: ну не любим мы пассивное лежание на пляже и созерцание чужих персей, лядвей и разнообразных конечностей. Пляж – дело одноразовое: пришел, поплавал, освежился и пошел дальше заниматься чем-нибудь полезным. Короче, выбор пал на Стамбул – экс-столицу двух великих империй: Византийской и Османской. Обломки двух империй, наверное, должны были оставить достаточно следов для их внимательного созерцания и душеполезных размышлений. – О, как мы были правы!
Однако продолжу по порядку.
Давно я не летал на самолетах. Так давно, что и представить себе не мог, как сильно изменилась эта нехитрая прежде процедура: всеобщий полицейский контроль, металлоискатели, запрет на курение, цены в аэропортовских кафе… Кто-нибудь может объяснить, почему бутылка минеральной воды в них стоит как бутылка приличной водки на воле? Думается, что никакой другой причины, кроме безграничной буржуинской алчности здесь нет. Пройдя через многочисленные рогатки, запертый в четырех стенах человек не утрачивает первичные физиологические потребности, и, если без еды может продержаться довольно долго, то без воды… Странно, что туалеты в аэропортах пока бесплатные. Но тут, скорее всего, прыть наших доморощенных бизнесменов и эффективных менеджеров сдерживают какие-то международные правила.
Летели мы самолетом ТУ-204 компании ПанУкраина. Большинство пассажиров составляли турки – простые такие ребята, скорее всего строители из тех, что, потакая противоестественным вкусам наших нуворишей, возводят дворцы по проектам, почерпнутым из диснеевских мультиков. Турки беспрерывно бродили по салону, кучковались, что-то темпераментно обсуждали и тем доводили стюардесс до белого каления. Надо заметить, что ТУ-204 – самолет не очень удобный и уж никак не приспособленный для проведения перманентного митинга – в нем по проходу и тележку с напитками провезти трудно.
Стамбул возник в иллюминаторах россыпью драгоценностей. Сперва внизу появились короткие светящиеся точки и черточки – катера, яхты, корабли. Потом обозначилась четкая береговая линия. Потом, сияющие зеленоватым, голубым, желтым, оранжевым цветом медальоны стамбульских кварталов, соединенные изящными золотыми виньетками автострад. Восточная сказка начиналась. Скажу уж, кстати, что Москва сверху выглядит беднее, несмотря на то, что является столицей «великой энергетической сверхдержавы».
На выходе из аэропорта нас ожидал представитель турфирмы Биляль, который микроавтобусом довольно быстро доставил нас в отель Flowers Palas на небольшой пешеходной улице Savafeti. Улочка пешеходная, потому что машина там просто не пройдет, и расположены на ней только отели, магазины и рестораны. По вечерам булыжники мостовой застилают ковролином, количество столиков с интимно мерцающими свечами увеличивается , и вся улица превращается в один большой храм пищи, паломниками в котором являются в основном «лица евро-американской национальности».
Отель оказался как отель. Чтобы оправдать в названии слово «flowers», на стенах в нем висели репродукции натюрмортов с цветами, а на лестницах стояли искусственные букеты. В номере я первым делом поинтересовался у боя (гарсона?) можно ли здесь курить? На интернациональном языке жестов он показал мне, что курить можно, только осторожно, то есть в окошко.
Впредь, когда я пишу «я спросил», «я поинтересовался», слова мои надо понимать так, что я обратился к собеседнику через англоговорящую супругу. Впрочем, иногда и мой лаконический английский типа «no time» или «no money» доходил до визави гораздо быстрее, чем более изысканные фразы на языке Шекспира. Я так понял, что турки склонны к лаконизму, как и я. Многие из них в таких же пределах владеют и языком Пушкина, причем безошибочно обращаются на нем именно к россиянам, а не каким-нибудь англосаксам, немцам или шведам.
Упоминаю пустяковый в общем-то вопрос о курении потому, что перед отъездом жена запугала меня сообщениями о том, что Турция, став членом Евросоюза, два года назад поддалась общеевропейской истерии по поводу борьбы за здоровый образ жизни и приняла закон, по которому курить нельзя … да практически нигде. Существует даже специальный короткий номер полиции, чтобы стучать на курильщиков. Однако еще по дороге из аэропорта Биляль сказал, что слухи о суровости закона сильно преувеличены и на улицах, например, дымить можно безбоязненно. И все-таки во все время пребывания на азиатской территории Евросоюза, прежде чем достать сигарету, я оглядывал окрестности, дабы убедиться, что еще кто-нибудь в толпе – желательно абориген – подвержен гнусной антицивилизационной привычке табакокурения.
Вернемся, однако, в восточную сказку. Еще подъезжая к отелю, мы увидели, как за окном мелькнул знакомый всему культурному миру силуэт Святой Софии, и сделали справедливый вывод, что место нашего временного пристанища находится в самом центре Стамбула. Час стоял поздний, но терпеть до утра не было никакой мочи. Забросив вещи в номер, мы, следуя совету портье, двинулись вдоль трамвайных путей и минут через 7-10 стояли на площади Султанахмет. Огромная эта площадь включает в себя практически всю площадь древнего греческого городка Византия, из которого позднее выросла столица Второго Рима – Константинополь.
На одном ее конце высится немного мрачноватая громада Святой Софии, на другом – чуть менее знаменитая Голубая мечеть, которая на самом деле называется мечеть Султанахмет, а Голубой прозвана европейцами из-за основного цвета внутренних росписей. Тут же фонтаны, остатки Ипподрома, стена султанского дворца Топкапы… Но подробности мы узнавали уже днем, а пока ошалев смотрели на фантастические со вкусом подсвеченные громады, равных которым в родном отечестве не наблюдается: и София Киевская и София Новгородская все-таки значительно уступают в размерах своему византийскому прообразу. Вокруг одного из минаретов неторопливо кружили две огромные птицы. Орлы? – Откуда в городе орлы?..
Мы обошли площадь по периметру, следуя неиссякаемому и довольно густому потоку праздношатающейся публики. Освещение уже было притушено, но туристическая жизнь не замирала. Лоточники, расположившиеся прямо на брусчатке и газонах, предлагали бижутерию, сувениры, вареную и жареную кукурузу, чай… Соблазнились мы только куском лепешки с сыром и то не от голода, а потому, что жарили ее пряно у нас на глазах на большом металлическом щите, подогреваемом снизу горелками.
……..
Будильники, тщательно заведенные нами с ночи, чтобы не опоздать на экскурсию, не понадобились: ровно в 6 утра воздух над городом огласился истошными криками муэдзинов, призывающих правоверных к первому намазу. Собственно, сами муэдзины давно уже не забираются на минареты, но зато вовсю пользуются достижениями современной звукозаписывающей техники. Сперва звуки этих дивных песен производят на непривычное европейское ухо несколько дикое впечатление, но позднее я научился находить в них своеобразную, хорошо срежиссированную гармонию. Ибо, благодаря достижениям все той же звукозаписывающей техники, над городом стоит не какофония, а некий звуковой купол, повелительно накрывающий правоверных прямо с небес. Впрочем, чтобы кто-то при этом вдруг бухался на молитвенный коврик, нам наблюдать не доводилось.
Под крики муэдзинов и я направился в душ, чтобы тоже совершить омовение. Повоевав с замысловатой европейской сантехникой, я наконец получил достаточную дозу утренней свежести и в самом приподнятом настроении раздвинул стеклянную дверцу душа… И тут она выскочила из паза, покачалась пару секунд на одном из роликов и дождем граненых осколков очень кинематографично рухнула вниз.
И вот стою я голенький, как Адам, весь покрытый кровоточащими стигматами, как какой-нибудь третьеразрядный мученик, стою и не ведаю, что же делать дальше. Даже шагу ступить не могу, ибо под ногами гора битого стекла. На шум прибежала жена. Оценив обстановку, принесла тапочки. С их помощью я кое-как выбрался из душевой кабинки. Обтер раны рулоном туалетной бумаги – их оказалось не так уж и много, — залепил пластырем, оказавшимся в сумочке благоразумной супруги, кое-как оделся, и стали мы думать думу горькую: что же теперь с нами будет, и достанет ли у нас средств, чтобы возместить урон гостеприимному отелю. Тут я робко вспомнил об американской старушке, ошпарившейся кофе в «Макдональдсе» и отсудившей за это у компании 1(один) миллион долларов. С тех пор в американских забегаловках обязательно висит предупреждение, что «кофе может быть горячим». А тут человеку чуть голову не оттяпали. На что супруга резонно возразила, что данный человек – не американская старушка, и времени на сутяжничество у нас нет.
Делать нечего, пришлось звонить на ресепшн. Тотчас прибежал гарсон («гарсон» будет , наверное, самое правильное слово, потому что жену он называл «мадам»). Он, охая и приседая, бойко осмотрел меня и поинтересовался не нужна ли медицинская помощь (что такое «амбуланс» — я понимаю), позвал коллегу и они бодро в два веника стали выметать осколки. Жена тем временем позвонила в турфирму, чтобы спросить совета. Ей посоветовали, если здоровье покойника позволяет, спуститься в кафе позавтракать и ехать на экскурсию. Так мы и сделали.
Чтобы не затягивать повествование описанием наших душевных мук – дальнейшие впечатления их быстро вытеснили, — сообщу только, что все обошлось ко всеобщему удовлетворению: администрация отеля сделала вид, что ничего не случилось – реклама в виде моего окровавленного трупа ей была совершенно ни к чему, ну а мы в свою очередь не стали обращать внимания на несколько мелких царапин – случалось в жизни и не такое. Хотя жена еще пару раз задавала портье вопрос: How money? – No money! – отвечал гордый левантиец.
Экскурсоводом у нас был местный турок Шефаат. Невысокий, молодой, подтянутый, с внушительным горбатым носом, крупными твердо очерченными губами и орехового цвета глазами слегка навыкате. Наголо бритый. Словом типичный турок, а не просто восточный человек. С раннего утра на огромном туристическом автобусе он объезжал узкие и крутые улочки центральной части Стамбула, собирая наших соотечественников по множеству мелких отельчиков.
Вообще-то мы с женой предпочитаем осматривать достопримечательности самостоятельно и видеть то, что хотим видеть, а не то, что нам показывают. Но в данном случае решили быть покорными автобусными экскурсантами и ни разу в этом решении не разочаровались. Стамбул – огромный город с официальным населением почти в 13 миллионов, а вместе с «понаехавшими» из провинции – 20-миллионный. Понять систему общественного транспорта в нем не представляется возможным. Точно так же невозможно понять, что вы в данный момент видите, на что, собственно, стоит смотреть, и как это что-то соотносится с историей. В самом центре города обломки двух империй просто перемешаны друг с другом: посреди античного ипподрома стоит египетский обелиск на древнеримском цоколе, а рядом фонтан, подаренный султану германским императором Вильгельмом Вторым. И никто вам в этих вопросах разобраться не поможет. Плюс индивидуальный турист должен стоять в огромных очередях за билетами. Плюс толпа, в которой легко затеряться…
О толпе стоит сказать особо. Октябрь месяц считается в Стамбуле «бархатным» сезоном — во время нашего визита температура держалась около 25 градусов. Именно в октябре в стамбульском порту швартуются сразу по несколько 4-5-тысячных круизных лайнеров. Масса туристов прибывает также самолетами и поездами. Вот они-то да еще куча местных лоточников и составляют стамбульскую толпу.
Уже саму по себе созерцать ее интересно. Негры, все как на подбор, в строгих темных костюмах, белых рубашках и галстуках, подобранных к цвету лица. Саудовские арабы в просторных светлых галабиях и их жены (сестры, дочери) закутанные по глаза в черные балахоны. По уши электрифицированные японцы. Миниатюрные южные корейцы, держащиеся друг за друга, чтобы не сгинуть в людском водовороте. Длинномерные скандинавы. Брутальные, с пивными животиками немцы. Бородатые индусы в чалмах и с женами, замотанными в сари. Темпераментные итальянцы. Американские старушки с жиденькими голубоватыми сединами. – Им бы о вечном пора думать, но, может быть, они и думают о вечном в вечном городе Стамбуле? Обалделые россияне. Много грудных детей. – Они-то что здесь позабыли?…
И прочая, и прочая. Не видел только ортодоксальных евреев. Но у них есть неподалеку собственная Земля Обетованная. Хотя посох Моисея хранится как раз в стамбульском музее.
Вот через это-то смешение языков и лиц приходилось нашему гиду водить довольно анархичную группу случайно собравшихся вместе россиян. По-русски Шефаат говорил отлично: красочно, сложными периодами, к месту вворачивая популярные цитаты из классики и фольклора. И это была не механически затверженная речь профессионального экскурсовода (хотя, конечно, некоторая проработанная основа в ней имелась), потому что точно так же легко он отвечал на любые вопросы – с юмором, цифрами, фактами. Но особенно вопросами мы его не донимали. Разве что две престарелые питерские феминистки лезли на него чуть ли не с кулаками, защищая честь и свободу некогда томившихся в гаремах наложниц. Да еще один гражданин вольной Украины, оживавший только слыша слово «гарем», но его интересовали именно пикантные подробности этого томления. Прямо слюни капали с запорожских усов. В остальное же время щирый хлопец жаловался на здоровье и на то, как его утомили все эти экскурсии.
Чтобы подчеркнуть широкую образованность нашего гида, скажу, что он был знаком даже с бредовыми сочинениями академика Фоменко, над которыми слегка подшучивал. – Имея под ногами шестиметровый культурный слой, легко шутить над человеком, который отводит нашей цивилизации лет триста. Беззлобно подшучивал Шефаат и над украинскими туристами, которые во всяком сохранившемся от античности трезубце Посейдона видели герб родной державы. Типа древние укры уже здесь расписались: «Тут був Мыкола». А ведь украинка Роксолана, любимая жена Сулеймана Великолепного, действительно оставила видный след в истории Турции.
Мечеть Султанахмет на площади Султанахмет или Голубая мечеть, прозванная так европейцами за господствующий цвет внутреннего оформления. Мечеть действующая, но доступная для посещения за исключением времени намаза. Дресскод необременительный: у женщин должны быть закрыты голова, плечи, декольте, ноги ниже колен. То есть джинсы вполне допускаются, но не шорты и не мини-юбки. Платки выдаются при входе. При входе же снимается обувь и кладется в пластиковый мешок, который турист таскает с собой. Собственно, для мусульман мечеть является не храмом, а наиболее чистым местом для молитвы. Никаких святынь здесь нет. Есть только михраб – ниша, указывающая направление на Мекку. Соответственно и муллы – не священники в нашем понимании, а распорядители службы и проповедники. – К Аллаху правоверный обращается напрямую, без посредников.
Описывать интерьер турецких мечетей бессмысленно. Главная его характеристика – легкость и воздушность внутреннего пространства, созданная системой арок, куполов и полукуполов. Много света. Никаких загромождающих пространство колоннад.
Снаружи мечети выглядят довольно внушительными, если не сказать тяжеловесными сооружениями. Впрочем, устремленность к небу им придают минареты. У Голубой мечети их шесть, что необычно. В Мекке к тамошней главной мечети пришлось пристроить дополнительный минарет, чтобы вернуть первенство в мусульманском мире.
Ипподром (вернее, его остатки) является частью площади Султанахмет. Когда-то здесь располагались и дворец византийских императоров и первый храм Константинополя. Именно на Ипподроме зародились начатки европейской многопартийной системы. Сперва это были спортивные фанатские группировки – Голубые и Зеленые. Потом фанатские группировки превратились в партии. Потом партии стали претендовать на участие в управлении империей. Потом случилось грандиозное восстание «Ника», в результате которого сгорело пол Константинополя. Потом на Ипподроме было казнено 20000 человек и партийная жизнь приутихла. Прошу в вышесказанном не искать никаких намеков на политические события в родном отечестве.
Святая София или Айя София – в течение тысячелетия главный и крупнейший (до построения собора св. Петра) храм христианского мира. Построен при императоре Юстиниане как раз после восстания «Ника», расчистившего город для нового крупномасштабного строительства. Храм был воздвигнут за 5 лет (532-537гг.), что, принимая во внимание его размеры, само по себе может считаться одним из чудес древнего мира. Построен он будто бы на подводном водохранилище – цистерне, которое демпфирует сейсмические волны. Толстый слой раствора с некими специальными добавками придает стенам пластичность, что тоже является противосейсмической мерой. Тем не менее, Айя София дважды страдала от крупных землетрясений, после чего стены ее были укреплены мощными контрфорсами, сильно исказившими первоначальный вид церкви. Материалы для внутреннего украшения храма свозили со всех концов обширной империи. Так что великолепные колонны, украшающие интерьер христианской святыни, прежде украшали капища языческих богов.
После завоевания турками Константинополя Айя София стала мечетью, и по углам ее было воздвигнуто 4 минарета, которые – на мой взгляд – отнюдь ее не портят. Распространено мнение, что именно турки нанесли главный урон великолепным мозаикам храма. Однако мозаики пострадали гораздо раньше – во времена господства ереси иконоборцев. Ислам почитает Иисуса Христа (Ису) и Деву Марию (Мариам), но запрещает любые антропоморфные изображения. Поэтому сохранившиеся мозаики были просто покрыты тонким слоем гипса, что – по мнению реставраторов – помогло им уцелеть до наших дней. В 1935 году правительство Кемаля Ататюрка закрыло мечеть, и Айя София была объявлена государственным музеем. Курдские боевики не раз пытались взорвать храм, поэтому на территории музея сохраняются повышенные меры безопасности.
Чтобы наглядно продемонстрировать столпотворение, царящее внутри св. Софии, приведу такой факт: одновременно с досмотром при входе каждому туристу вручается миниатюрная рация, и дальнейшие речи экскурсовода он слушает через наушники. Если наушники снять, то легко можно вообразить обстановку на строительстве Вавилонской башни сразу после смешения языков.
Топкапы – старинный султанский дворец, ныне государственный музей. Представляет собой небольшой город, население которого составляло около 4 тысяч человек. Образован из четырех дворов, огороженных высокими каменными стенами. Внутри стен парки , павильоны, дворцы, беседки, бассейны, фонтаны. Количество выставленных экспонатов – 65 тысяч. В запасниках хранится в несколько раз больше. Ясно, что осмотреть все это богатство наскоком невозможно и приходится выбирать – смотреть ли посох Моисея, прядь волос Пророка, 60-каратный бриллиант или гарем, вход в который за особую плату. А можно просто сидеть под пальмой и любоваться прекрасным видом на Босфор и бухту Золотой Рог. Султанский розарий не произвел на нас особого впечатления – у нас на огороде розы покруче. Правда жена показала мне огромное похожее на пальму растение – саговник с полуметровым в толщину стволом и сказала, что дома у моего изголовья стоит точно такое же. У нас оно высотой сантиметров 50, так что есть к чему стремиться.
Все вышеперечисленные достопримечательности, а также церковь св. Ирины, египетский обелиск и фонтан Вильгельма Второго вполне доступны пешему туристу. Наш же путь лежал дальше на автобусе.
Египетский рынок или рынок пряностей является типичной экзотической приманкой. – Надо же туристу потолкаться в пестрой восточной толпе среди незнакомых ароматов, глазея на причудливого вида восточные сладости. Покупать же все это проще и дешевле в каких-нибудь не столь пафосных лавочках. Во всяком случае, купленный на Египетском рынке «Турецкий кофе» не имел никакого особого вкуса и аромата, а «Турецкий чай и вовсе напоминал чай грузинский.
Заключала экскурсию прогулка по Босфору. Описывать ее я не берусь. Зеленые берега, дворцы, мечети, мосты, яхты – все это надо видеть. Слова бессильны.
Поскольку весь день был посвящен поглощению исключительно духовных ценностей, вечером мы плотно поужинали в ресторанчике прямо под окнами нашего отеля.
По-русски кебаб означает просто-напросто рубленую котлету, а по-турецки, кажется, любое мясное блюдо. Мой кебаб, выбранный по картинке в меню, оказался цыпленком, жареным на гриле, а кебаб жены представлял собой маленькие нежные кусочки баранины. И то и другое было весьма вкусным. Молоденькая, тоненькая симпатичная турчанка с гармошкой и двумя маленькими детьми ходила вдоль стоящих на улице столиков, наигрывая некое интернациональное попурри, где русская «Катюша» плавно переходила в французскую «Эммануэль». Назвать ее попрошайкой язык не поворачивается. Нищих мы в Стамбуле не видели.
* * *
Наутро Шефаат сообщил нам, что сегодня праздник Покрова Пресвятой Богородицы, и тур у нас будет «полупаломнический». Разумеется, никто из нашей «условно православной» группы про праздник Покрова не помнил. И далее турку Шефаату часто приходилось пояснять «полупаломникам» тонкости догматов православной веры и толковать евангельские сюжеты.
Началось путешествие с монастыря и церкви Хора. «Хора» означает «на лужайке», «за стеной». То есть монастырь Хора находился за городской стеной и, вероятно, поэтому ручонки ретивых иконоборцев до него не дотянулись. Соответственно именно в нем сохранилось самое большое количество византийских мозаик и фресок.
Ни один способ репродукции не умеет передать впечатления от живого созерцания мозаичных панно. Все эти кусочки перламутра, смальты, позолоченных пластинок, как бы ни старались мастера, лежат все-таки не в одной плоскости и поэтому при малейшем повороте головы, даже движении глаз, они отражают свет по-разному, и мозаики все время меняются, мерцают, живут. Учитывая, что византийские зодчие очень заботились об освещении храмов, так что купола изнутри кажутся парящими в яростном средиземноморском небе, впечатление все это производит незабываемое. Великолепны и византийские фрески, несомненно оказавшие влияние на возникновение Возрождения в Европе.
Далее, учитывая особенности даты, путь наш лежал в храм Влахернской Богоматери. Именно на этом месте юродивому Андрею явилась Богородица, простирающая свой покров над Константинополем. Его как раз осаждали сарацины, и город как раз выстоял. Именно здесь когда то хранился и сам покров , а также платок с ликом Христа – то, что мы называем Спасом Нерукотворным, а греки словом Медаллион.
Употребляю везде прошедшее время, потому что уже давно нет ни храма, где молился юродивый Андрей, ни других святынь – все сгорело или затерялось в глубине времен. В настоящее Влахернская церковь представляет собой небольшой домик совершенно неканонической архитектуры. Но по-прежнему в нем бьет чудотворный целебный источник, бивший испокон времен. Висит в нем и чудотворная икона Богородицы – список иконы, созданной евангелистом Лукой.
Шефаата ввели в заблуждение сообщением, что именно во Влахернах будет служить праздничную службу Константинопольский патриарх. На самом деле оказалось, что, не смотря на праздник, в храме никого нет, кроме служителя разливающего целебную воду по небольшим пластмассовым бутылочкам. Мы не торопясь испили из Влахернского источника, затеплили свечи перед иконами, посидели в тенистом и удивительно тихом дворике, увитом диким виноградом, и отправились в главный храм патриархии – церковь святого Георгия. Кстати, гербом Константинопольской патриархии является наш родной и близкий двуглавый орел. Он красуется на фронтоне храма и на Царских вратах, где чувствует себя ничуть не менее уютно, чем на обложке российского паспорта.
Попали мы к самому концу службы, но еще немного успели послушать греческий хор. Также приложились к руке Вселенского патриарха Варфоломея и получили от него по бумажной иконке и просфоре. Службу константинопольские греки, кстати, слушают сидя. Говорят, такой же порядок был и на Руси до шестнадцатого века, но в благочестии своем русичи решили обогнать прочие народы и государства, и с тех пор мы в церкви стоим.
Храм св.Георгия не старый – семнадцатого века , но имеет множество древних святынь, особенно мощей. Да что мощи! – там стоит кусок колонны, к которой привязывали Иисуса Христа во время бичевания! Бичевали Христа, конечно, в Иерусалиме, но византийские императоры были очень усердны в коллекционировании христианских святынь. Позднее большая их часть усердием других страстных коллекционеров – крестоносцев – оказалась в Европе. Среди них и знаменитая Туринская плащаница.
Конечной точкой нашего маршрута на сей раз был последний султанский дворец, а ныне летняя резиденция премьер-министра Турции – дворец Долмабахче. Хотя его и строили архитекторы-армяне – братья Баляны, к национальному армянскому кушанью – долме – название никакого отношения не имеет.
В девятнадцатом веке Турция вступила на путь модернизации и прогресса, и старый добрый дворец Топкапы перестал устраивать султанов. Долмабахче, в соответствии с веяниями времени, был выстроен на европейской стороне Босфора и совершенно в европейском духе: длинное богато изукрашенное лепниной здание лишь с легкими оттенками восточного колорита. В принципе такой дворец мог без труда вписаться в любую европейскую столицу с достаточно мягким климатом, ибо никакого отопления в нем кроме каминов и жаровен не предусматривалось. Зато это первый из европейских дворцов, в котором имелась канализация, о чем свидетельствует открытый для показа султанский сортир. Вопреки правилам ислама Долмабахче украшен и живописью, причем последний турецкий султан лично написал портрет своей любимой жены, с которой впоследствии и отправился в изгнание в Париж. Портрет висит у входа в гарем, куда туристов и по сей день не пускают. В целом живопись довольно средняя, если не считать 26-ти полотен Айвазовского, написанных на заказ. Среди этих полотен и дипломная работа великого мариниста «Переход евреев через Красное море». Изображены на ней, естественно, море и несколько смутных бултыхающихся фигурок. Дипломная комиссия спросила у юного автора: «А где же евреи?» — «Евреи уже прошли». – «Тогда где египтяне?!» — «Египтяне утонули».
Поскольку Долмабахче является не только музеем, но и резиденцией премьер-министра, полицейский контроль здесь особенно строг.
Остаток послеполуденного времени мы с Жанной решили посвятить осмотру Цистерны Базилика. Организованных экскурсий туда, кажется, не водят и правильно делают. – Не такое это место, чтобы бродить там топами и слушать надрывные крики экскурсоводов.
Вообще цистерны – это подземные водохранилища, использовавшиеся во время всяких экстремальных ситуаций, например, осад города. Всего под Стамбулом на сей день обнаружено около 40 цистерн. Цистерна Базилика построена во времена императора Юстиниана – строителя Святой Софии, и вход в нее находится в неприметном дворике недалеко от храма. В дыму тысячелетних катаклизмов она как-то затерялась, про нее забыли и обнаружили уже в новейшее время, когда настырные муниципальные власти откуда-то проведали, что жители окрестных домов ловят рыбу, провертев лунки прямо в полу. Так обнаружился огромный подземный дворец со сводами, которые подпирают 360 колонн различных ордеров. В 1985 году цистерну почистили и стали пускать туда туристов… и кинематографистов. В одной из серий там убегал от врагов непобедимый Джеймс Бонд. Там же в заколдованном царстве Цирцеи томился хитроумный Одиссей А.Михалкова-Кончаловского.
Очень красиво. Длинные ряды чуть подсвеченных колонн исчезают в темноте. Меж ними кое-где проложены деревянные мостки для посетителей. Звучит негромкая таинственная музыка. Под мостками и между колонн плавают рыбы – некоторые величиной в руку. На дне блестят набросанные туристами монеты. Такое впечатление, что ими рыбы и питаются, так как ничего другого в воде не наблюдается. Я для эксперимента бросил завалявшиеся в кармане 10 копеек. И рыбы устроили из-за них свару.
….
Улетали мы из аэропорта имени, естественно, Ататюрка. Если родное Внуково просто подавило меня своими размерами, то «Ататюрк» окончательно растоптал – он в несколько раз больше. Контроль багажа – строжайший. Не знаю, что уж за приборы стоят у турецких полицейских, но я несколько раз проходил через рамку, пока не выяснилось, что звенит спичечный коробок.
Ах, если бы забыть аэропорты, как дурной сон, сколь приятным было бы наше путешествие! — За эти два дня мы прожили если и не два месяца, то две недели точно. Спасибо дочкам. Последний кусок турецкого стекла я выковырял из своей ороговевшей пятки уже дома. Как там у Блока?
Бывает, на ноже карманном
Найдешь пылинку дальних стран.
И мир опять предстанет странным,
Закутанным в цветной туман…
Длинный постскриптум.
Я мог бы поделиться еще многими впечатлениями: о стамбульских, женщинах, стамбульских полицейских, о стамбульских дворниках, торговцах и официантах… О стамбульских водителях вообще можно сложить отдельную поэму. О танцах крутящихся дервишей. О рыбаках, усеивающих все берега Босфора и Мраморного моря… Однако оставляю все эти подробности, чтобы дать волю обуревающему меня полемическому задору.
Можно по-разному относиться к великому городу на Босфоре. Мой начальник, услышав, где я побывал, вяло уронил: «А-а-а… В этом сумасшедшем доме…» Но задело меня совсем другое высказывание – эссе лауреата Нобелевской премии поэта Иосифа Бродского. Глупо полемизировать с покойником, но со знаменитым покойником можно и, в некотором роде, почетно.
Когда поэт берется за прозу, он, вне зависимости от повода, обычно живописует свой сложный и богатый внутренний мир. В этом смысле Бродский дает своим коллегам сто очков вперед: собственно предмету разговора – Стамбулу – в весьма пространном эссе отведено не более 10% текста. А в остальном он очень тонко рассуждает о позднеримской поэзии, о видении креста императору Константину ( имел ли этот крест отношение к Христу – с точки зрения Бродского – весьма сомнительно) и прочая, и прочая.
Когда же речь заходит о городе и людях… Вот цитата: «…Бред и ужас Востока. Пыльная катастрофа Азии. Зелень только на знамени пророка. Здесь ничего не растет, опричь усов…»
Стамбул очень чистый и зеленый город. Вот между трамвайных путей стоит платан, толщиной примерно в 5 охватов. С точки зрения дорожников (особенно рыбинских) его удобнее было бы убрать, но трамваи весело позвякивают в его вековой тени. Берега Босфора сплошь курчавятся зеленью, среди которой виднеются крыши домов. Опять же для удобства строителей все эти леса удобнее было бы свести и строить на ровном месте, как это делают в России. Но турки как-то умудряются вписать новостройки между деревьями. Что касается знамен… Зеленого знамени Пророка я не видел, ибо Турция – светское государство, зато над каждым византийским холмом развеваются огромные красные флаги со звездой и полумесяцем. Таких флагов и в СССР не было, а, если бы и были бы, то не развевались, так как у нас далеко не везде имеется свежий морской бриз.
Еще цитата: «Местное население в состоянии ступора сидящее в нищих закусочных, задрав головы, как в намазе навыворот к телевизору, на котором постоянно кто-то кого-то убивает».
Ступор? – Напротив, турки производят впечатление очень активных и предприимчивых людей. Нищие закусочные, вероятно, можно найти, если приложить к этому специальные усилия. Телевизоры стоят повсеместно, но никто в них не пялится. А насчет «постоянно кто-то кого-то убивает» — это уже по части отечественного телевидения, в турецких телеящиках я ни одной сцены насилия не видел, правда и смотрел только мимоходом.
Достопримечательности Стамбула поэту-нобелеанту противны. Мечети напоминают огромных каменных жаб. Минареты – баллистические ракеты, которые он с удовольствием запустил бы в сторону неблагодарной родины. Крепостные стены Константинополя он увидел чисто случайно – жулик-таксист завез поэта куда-то не туда. Не заметить их, на мой взгляд, можно только умышленно закрывая глаза.
Словом, «Путешествие в Стамбул» посвящено главным образом вопросу: как же вырваться из этого кошмарного города. Но и здесь Бродскому не везет: никто не спешит предоставить ему плавсредства для отбытия в Грецию. Причина тому простая – все транспортные агенты являются одновременно и агентами КГБ. (Я не шучу. Он тоже.) В конце концов поэт улетает на самолете.
Итак, побывав в Стамбуле, Иосиф Бродский ничего не узнал, ничего не увидел и, более того, ничего ни узнать, ни увидеть не хотел.
Луцилий спрашивал Сенеку: Почему Некто, побывав в дальних странах, вернулся точно таким же, каким уехал? Сенека отвечал: Потому что он возил с собой самого себя.
Иосиф Александрович возил с собой человека, который на вопрос иностранных корреспондентов: Откуда открывается лучший вид на Москву? – отвечал: Из кабины американского бомбардировщика.
Все вышесказанное отнюдь не отрицает стилистических талантов нобелевского лауреата.