17 апреля исполнилось 50 лет со дня кончины Петра Ивановича Павлова, выдающегося музыканта, имя которого носит старейший коллектив России – Рыбинский оркестр народных инструментов, ставший долгожителем в отечественной истории коллективов народных инструментов. В домашнем архиве дирижера оркестра русских народных инструментов, Почетного гражданина Рыбинска Адольфа Константиновича Павлова среди множества драгоценностей был альбом фотографий Петра Ивановича. И «Рыбинская среда» в день его памяти публикует эти уникальные комментарии, записанные в 2010 году.
Дом этот выделялся из окружавших его своим элегантным, необычным даже для богатого на архитектурные изыски Рыбинска видом: бревенчатые стены, парадное крыльцо, выходившее на главную городскую улицу, железные ворота и такая же железная веранда второго этажа. Одинокий балкон и крытые чердачные проемы над ним, зеркальные окна первого этажа и черный ход для прислуги с крутой лестницей, ведущей на второй этаж — все выдавало состоятельность и хороший вкус хозяина этого особняка и не ординарного архитектора, автора проекта.
Это не был доходный дом со съемными квартирами. Коммунальным он стал после революции. В годы, предшествовавшие революции, здесь появились квартиранты, среди которых оказалась семья молодоженов – банковского служащего Волжско–Камского банка, выпускника Санкт-Петербургского коммерческого училища Петра Ивановича Павлова и Лизаньки Румянцевой, выпускницы Ярославской акушерской школы, дочери Василия Никандровича Румянцева, сельского врача из Николо-Тропы, что неподалеку от Арефина.
Начальное образование Петруша получил в четырехклассном земском Спасо- Ухорском училище. Затем было коммерческое училище в Петербурге, которое юный провинциал из Арефинской волости закончил с блестящими результатами, дававшими ему право на золотую медаль и звание личного почетного гражданина. Медаль свою он так и не получил – ее нужно было выкупать за собственные деньги, которых у него не было. А отец, хозяин модной портновской мастерской на Гороховой улице в том же Петербурге, посчитал покупку медали блажью, и наотрез отказал сыну в деньгах.
К слову, очень интересна сама история появления Петруши в Петербурге. Его отец, Иван Павлович, профессиональный портной крепко встал на ноги, работая в Рыбинске. Это позволило ему открыть в Петербурге большую модную мастерскую, насчитывавшую около 30 мастеров. Среди них был и его старший брат, мой дед Михаил Павлович, тоже не из последних мастеров. Они специализировались на пошиве брюк, пиджаков, жилеток. Их так и называли – пиджачник, жилетошник… Дед мой была мастером на все руки, и носил звание штучник, то есть мог шить все от жилетки до полного костюма, за что хозяин (брат) и ценил его, делая поблажки. Мастерская располагалась на Гороховой улице – в центре столицы и пользовалась известностью и хорошей репутацией. Потому была достаточно прибыльна и недостатка в заказах не испытывала. Вот и решил этот преуспевавший выходец из крестьянской семьи Арефинской волости дать сыну надлежащее образование. А это могло дать поступление в гимназию, которое открывало путь в университет. Но на первом же экзамене по Закону Божию Петя, что называется, срезался. Срезался на казуистическом вопросе, придуманным для таких, как он, гимназическим священником. Когда провалившийся абитуриент, подавленный неудачей вышел из аудитории, его в коридоре догнал экзаменатор. Чем-то приглянулся ему этот паренек–провинциал.
— Я не сомневаюсь, что Закон Божий ты знаешь,- сказал священник, положив руку на голову неудачника, — но посмотри что написано в принесенном тобой документе: происхождение – из крестьян! Понял, почему тебя «срезали»? Мы ведь тоже по своим правилам, не нами установленными живем… Не расстраивайся, а попробуй поступить в училище, в коммерческое – этот тут рядом, возле Витебского вокзала…»
Вот такова история начала столичного образования Петра Павлова. По трудно объяснимому, мистическому – иначе не назовешь — обстоятельству во время моего студенчества в Ленинграде я с приятелем совершенно случайно оказался в одной незнакомой мне семье. И тут неожиданно выяснилось, что покойный глава этого семейства и вдовствующая, преклонных лет его супруга родом из наших мест. Из Арефина. А когда в ходе расспросов они услышали мою фамилию, тут же возник вопрос – не имею ли я отношения к Петруше Павлову из деревни Высоково, с которым в коммерческом училище Петербурга учился этот старший из Большаковых. Тут же достали редчайший снимок – большая группа учащихся младшего класса училища, где среди толпы бритоголовых будущих коммерсантов я без труда узнал своего родственника, хотя видел столь раннюю фотографию своего дяди впервые. Вот так в шестимиллионном городе я вышел на следы своего родственника. Эта встреча имела продолжение – по моему приглашению дочь и внучка Геннадия Большакова посетили Рыбинск, познакомились с Петром Ивановичем, и мы совершили совместную поездку на их родину в Арефино.
Нужно ли говорить, что Петербург с его музеями, театрами, самой атмосферой европейского культурного центра оказал решающее воздействие на мировоззрение юного провинциала, дал не только хорошее образование, но и воспитал его. Так получилось, что время учения Петра в столице совпало с пиком творческой деятельности основателя первого Великорусского оркестра Василия Васильевича Андреева. Это было время, когда увлечение народными инструментами было всеохватывающим. Оркестры, ансамбли возникали в воинских подразделениях, в учебных заведениях, привлекая к занятиям музыкой и учащуюся молодежь интеллигентов, рабочих. Не избежало этой участи и коммерческое училище, где учился Павлов. Пришел к ним музыкант того легендарного оркестра Андреева и предложил создать учебный оркестр. Наш земляк оказался в числе первых музыкантов этого будущего коллектива. Отец не поскупился и приобрел простенькую балалайку для сына. И когда тот начал наигрывать знакомые мелодии, все портные в мастерской стали заказывать молодому музыканту любимые песни. Однажды педагог пригласил нескольких наиболее продвинутых балалаечников из училища на репетицию знаменитого оркестра Андреева. Репетиция проходила в большой квартире Андреева на Екатерининском канале. Вот здесь и произошла памятная встреча паренька из Рыбинска с великим музыкантом, слава которого давно перешагнула границы России.
Очень жалею, что в свое время не расспросил Петра Ивановича о подробностях этого посещения репетиции Великорусского оркестра. Из дня сегодняшнего даже знакомство с Андреевым воспринимается как событие экстраординарное.
Лизаньку, Лизавету Васильевну, он знал с детства. Большая семья Павловых жила в пяти верстах от Арефино, в деревне Высоково, что на высоком берегу Ухры. Встречал на сельских беседах — праздниках, куда собиралась молодежь всей округи. Приглянулась ему веселая, остроумная и обаятельная дочь сельского медика. Родные Лизы, видя благосклонность дочери к молодому Петруше, отговаривали ее, предупреждая, что он–де в столице учится, где соблазнов много, а уже красавиц питерских – не тебе чета – пруд пруди. Закончит учебу, останется там, и поминай, как звали. Но все вышло совсем не так. Запала черноволосая землячка в сердце будущему банковскому клерку, и ни одна столичная красавица не смогла соперничать с этой провинциалкой. Они встречались, когда Петруша приезжал в родные места на каникулы. Лиза к этому времени подросла и превратилась в настоящую красавицу, на которую заглядывались и молодые офицеры Гроховского полка и старшеклассники – гимназисты. Вот фотография ее тех лет – она была выставлена на стенде модного фотографа на Крестовой. Снимок не нуждается в комментариях.
Затем в ее биографии были акушерские курсы в Ярославле, по окончании которых она начала работать в сельской больнице, повторяя путь отца. Нужно отметить, что обладала Лиза несомненным артистическим талантом, была великолепным рассказчиком, и ее рассказы о работе на селе могли бы составить настоящее пособие для начинающего медика. Я помню ее рассказы о той поре, наполненные тонкими наблюдениями, полными доброжелательного юмора. Ко времени окончания учебы Петра Лиза уже работала в Рыбинске помощницей известной всему городу врача- акушера Марии Ивановны Бронниковой. Это имя постоянно звучало в рассказах тетушки. Однажды, листая прекрасный, изданный в Рыбинске фотоальбом «Панорамы и лица», я наткнулся на фотографию больницы городского общества, в которой в послевоенное время располагалось инфекционное отделении и снимок врача родильного отделения М.И. Бронниковой.
Петр Павлов, вопреки предсказаниям родителей Лизы Румянцевой, закончив столичное коммерческое училище, не остался в Петербурге, а вернулся в Рыбинск и был принят на службу в Волжско–Камский Банк, тот, что и сегодня располагается на набережной Волги.
По обоюдному желанию вопрос о свадьбе решился сам собой: ее играли в Николо-Тропе. Вот одна из первых дошедших до нас фотографий П.И.Павлова, сделанная в канун свадьбы. Он никогда не носил прически, стригся «под ноль» и это ему необыкновенно шло.
После свадьбы молодые окончательно обосновались в Рыбинске, где заняли небольшую комнатку в доме на Крестовой. Дом этот снесен и на его месте возведен повторяющий его облик муляж – весьма сходный с оригиналом. Сейчас это модный магазин « Парадиз». Небольшая комната в одно окно с балконом на втором этаже. Левая стена комнаты соприкасалась с железной мансардой, которая зимой промерзала настолько, что ее приходилось завешивать старыми одеялами. Но даже это не спасало от холода. Петр Иванович, прожив в этой комнате до выхода на пенсию, зиму спал в зимней шапке. С наступлением теплых дней перебирался в мансарду, на любимый, видавший виды диван. Рядом был плетеный сундук, купленный по случаю. Его, заполненного личными вещами молодого офицера, таскал по фронтам первой мировой денщик, а теперь вот он, спутник военных будней добравшийся из Брест – Литовска в Рыбинск. Он листал альбомы с многочисленными уцелевшими военными фотографиями. Здесь на стеллажах была его нотная библиотека, часть библиотеки с любимым Чеховым и Толстым. Здесь проводил он лучшие часы в беседах с многочисленными друзьями – музыкантами, здесь отдыхал. Сюда переносил из комнаты любимую балалайку и домру, помогавшую работать над очередной партитурой. Мне доводилось часто бывать в доме своего дяди, где он позволял мне рыться в его личной библиотеке и оставаться ночевать на этой веранде.
Но все это было потом. А пока молодая и вполне благополучная семья обживала свою квартиру, обустраивалась , входила в круг городской интеллигенции, обрастала связями, знакомствами. В среде городских музыкантов молодой банковский клерк пользовался неизменным и вполне заслуженным авторитетом. Как исполнитель на балалайке играл на вечеринках. Создавал небольшие ансамблики, блестяще аккомпанировал певцам. Все для молодоженов складывалось удачно. Но в их жизнь, как и в судьбу России ворвалась первая мировая. К ее началу Петр Иванович закончил курс при Гроховском полку, что располагался в Красных казармах. Это дало ему право на первый офицерский чин. И когда началась война, он, не дожидаясь призыва, добровольно отправился в действующую армию.
В моем архиве сохранились письма молодого офицера жене – из Александрова, Иванова и Самары. Далее были казармы в городе Режица Псковской губернии, казармы, возведенные еще пруссаками. И здесь я должен рассказать еще об одном совпадении, которое произошло 40 лет спустя. После окончания авиационного техникума я вместе с 18 однокурсниками оказался в учебном центре, готовившим авиационных механиков. Центр этот располагался в старых прусских казармах в латвийском городе Резекне – с дореволюционным наименованием Режица. Я оказался в тех же казармах, в которых в 1914 году начал свою военную службу мой дядя. По приезде домой я получил от него в подарок несколько открыток с видами этого города и хорошо знакомой мне казармой.
Вот весьма примечательный снимок, сделанный в Брест–Литовске. Молодой офицер снят с балалайкой, богато изукрашенной инкрустацией. История появления этого инструмента весьма примечательна тем, что в определенном смысле спасла жизнь Петру Ивановичу. Коммерческое образование и кристальная честность подвигли воинское начальство поручить Павлову наладить контроль за прибывающим для гарнизона Брест-Литовска провиантом. Дело в том, что от вокзала этот провиант по гарнизонам и полкам развозили на фурах местные жители и очень часто «путали» военные склады со своими личными подворьями. Говоря проще, воровали. Пришлось создать систему специальных талонов, по которым возница отчитывался перед интендантами. И эта система себя оправдала, воровство резко сократилось. А тут комиссия из Петербурга – все высмотрели, проверили и нашли, что впервые столкнулись с полным порядком в снабжении военных подразделений. Поручику Павлову была вынесена благодарность, он был представлен к награде. Вечером члены комиссии и командование гарнизона собрались на мызе местного жителя отметить благополучный исход проверки. После нескольких тостов высокое начальство из столицы посетовало, что скучновато проходит эта встреча. Хотелось бы и музыки, да где ее возьмешь. Но Петр Иванович давно заприметил в одной из комнат хозяина старенькую балалайку на стене. Попросил, настроил ее и так ублажил, порадовал и гостей и хозяев своим искусством, что на следующее утро в Варшаву был отправлен нарочный с приказом купить для Павлова хороший инструмент. Нарочный постарался, и Петр Иванович стал обладателем уникального инструмента, который по тем деньгам стоил невероятно дорого – 26 рублей золотом! Эта балалайка прошла с П.И. по всем фронтам.
Война сказалась на профессиональной судьбе Лизаветы. Она в качестве сестры милосердия была приписана к эвакуационному госпиталю, созданному в Рыбинске. Работая с ранеными солдатами, подхватила сыпной тиф, тяжело болела, а когда поправилась — решилась на поездку к мужу на фронт. Почти месяц добивалась в Петербурге пропуска на фронт. Вот на одном снимке семья Павловых, от роскошной прически Лизы не осталось и следа – ее остригли во время болезни.
Наступил 1917 год. В армии началось брожение, солдаты уже не подчинялись офицерам, более того, дело доходило до угроз, а то и просто до расправы. Офицерская честь и порядочность не позволила П.И. просто сбежать из армии. Он всячески пытался сдать, передать документы и материальные ценности по описи. Но кому? Он не знал. Мне довелось знакомиться с этими бумагами, которые он вынужден был привезти домой в Рыбинск. Понимая всю непредсказуемость своего пребывания в Рыбинске, он решил описать свою автобиографию, делая упор на крестьянское происхождение. Передал эти бумаги супруге с настоятельным требованием, что в случае его ареста – а такую возможность он не исключал – эти документы должны будут переданы начальству. Так и случилось. Царского офицера Павлова арестовали, засадили в подвалы сегодняшнего дома печати, откуда ночью арестованных поименно вызывали и уводили на расстрел. А расстреливали – так еще недавно гласила надпись на каменной стене новой биржи – прямо на берегу Волги. Лиза утром кинулась к местным чекистам, но там ее не стали слушать. И только один сердобольный солдат из охраны посоветовал ей обратиться к большому начальнику, что приехал с инспекцией из Питера и проживает на одной из барж. Пробилась-таки она к этому начальнику и передала бумаги мужа. И надо же такому случиться, что начальником этим оказался тот проверяющий, по приказу которого Петру Ивановичу подарили балалайку в 1915 году! Сразу появился приказ об освобождении арестованного и направление его на работу с беспризорниками в колонии, что разместилась в Югской Дорофеевой пустыни. Работа здесь по музыкальному воспитанию детей стала первым опытом, который в определенном смысле определил судьбу нашего героя.
Вновь оказавшись в Рыбинске, он, работая в качестве бухгалтера в различных учреждениях города, подрабатывал, создавая оркестры в клубе мельзавода, в клубе речников им. Чкалова, в клубе железнодорожников имени Кустова. Оплата работы руководителя самодеятельного коллектива во все времена, до дней сегодняшних – грошовая.
Приходила мысль оставить работу по основной профессии, но решиться на такой шаг было трудно. И все же это произошло. Он тогда работал главным бухгалтером на строительстве кинотеатра «Центральный». Происходило неприкрытое воровство строительных материалов. Махинации и подтасовки не могли остаться безнаказанными. Он, как специалист, понимал это, знал, что все может очень плохо кончиться и подал заявление на увольнение. Случилось это в 1928 году. С этой даты ведет свою биографию наш оркестр, организованный П.И.Павловым. И это начало его профессиональной работы в качестве музыканта. А все руководители строившегося кинотеатра, как он и предполагал, оказались тогда на скамье подсудимых.
Произошли изменения в семейной жизни Павловых. Родилась дочь, но прожила не более двух лет и умерла от скарлатины. Чуть позже в семье появился сын Евгений. Вот на снимке он рядом с отцом в такой же фуражке с лаковым козырьком. Судьба его сложилась трагически. Оказавшись на фронте, он работал санитаром. Сохранились несколько его писем родителям из армии. Предельно лаконичных. Потом сын как-то тревожно замолчал. Пришло сообщение – пропал без вести. Оно оставляло маленькую надежду на то, что сын жив. Но время шло, вестей не было. Закончилась война, а о Жене не было известий. Много позднее разыскал их адрес и приехал молодой человек, назвавшийся однополчанином сына. От него-то родители узнали, что Женя при отступлении наших войск оставался с большой группой раненых, которых не успели вывезти. Все они попали в плен вместе с санитаром и были сожжены заживо. Вот так, уже после войны, получили родители весточку о сыне. Все надежды рухнули в одночасье.
Доживали Павловы вдвоем сначала в той квартире, о которой я рассказал выше. А по выходе на пенсию П.И. однажды прямо на сцене ему вручили ордер на однокомнатную со всеми удобствами квартиру в новом доме на Молодежной улице. Здесь уже не нужно было греть воду на керосинке, можно было позволить себе роскошь помыться в ванной, спать без шапки….
А всю свою нерастраченную любовь к детям он отдал своим воспитанникам, работая с детскими оркестрами во Дворце культуры «Авиатор» и в заводском детском доме – был и такой на балансе нашего завода. И конечно же делом своей жизни он считал выпестованный им оркестр, завоевавший всесоюзную известность, выступавший на лучших сценах страны – в Колонном зале Дома Союзов, на сцене Большого театра. Работать в качестве консультанта с оркестром рыбинских моторостроителей не гнушались ведущие музыканты – народники, среди которых был главный дирижер оркестра имени Осипова Петр Иванович Алексеев. Ныне выпестованный Павловым оркестр носит его имя – достойная и заслуженная память о великом энтузиасте, музыканте –народнике, на беззаветном деянии которого взросло и держалось национальное любительское искусство.