29502951

Две жизни архимандрита Поликарпа (Тугаринова)

Более 400 лет насчитывает история Югской Дорофеевой пустыни, остатки которой теперь скрывают воды Рыбинского моря. Впереди — еще одна дата, позволяющая напомнить об этой обители. 8 февраля 2019 года исполнится 125 лет с момента кончины настоятеля монастыря архимандрита Поликарпа(Тугаринова), выдающегося церковного деятеля, переводчика буддийских трактатов, богослова, строителя. Символично, что с этой датой совпало время передачи часовни Югского монастыря на Стоялой, перестроенной именно по инициативе отца Поликарпа. Жизнеописание архимандрита составил в 2014 году искусствовед Сергей Овсянников и опубликовал его в журнале «Рыбная слобода» (№3(7), 2014).

У слияния рек Белой и Черной Юги, за нынешним Юршинским островом, после кончины основателя монастыря Дорофея вокруг срубленных им здесь часовни и кельи стали селиться другие монахи. Первые десятилетия существования обители наполнены лишь многочисленными рассказами о чудесах, совершавшихся посредством Югской иконы Божией матери. Сменявшие друг друга поколения иноков смиренно проходили, не оставив по себе никакого личного, индивидуального следа. Даже имена настоятелей монастыря известны лишь с 1701 года. А ведь наверняка среди них были (скорее всего, даже преобладали) незаурядные люди с интересными судьбами. Уже с середины XVIII столетия о некоторых ее обитателях становятся известны отрывочные, но тем более интригующие сведения. Так, на рубеже 1750-1760-х гг. настоятелем пустыни был архимандрит Вонифатий Борецкий – до этого настоятель Ростовского Спасо-Яковлевского и ярославского Толгского монастырей, автор двух вариантов службы святителю Димитрию Ростовскому. В конце 1760-х гг. руководителем Югской Пустыни стал другой бывший настоятель Спасо-Яковлевского монастыря — иеросхимонах Лука. После его кончины осталось 19 книг, написанных на латыни и переданных братией, по-иноземному не разумевшей, в ростовскую семинарию. Важнейшую роль в истории пустыни в конце XVIII столетия сыграли переведенные из знаменитого Саровского монастыря монахи Анастасий, Гедеон и Дамаскин. Их усилиями на Юге не только было начато возведение грандиозного Троицкого собора, воспроизводившего облик Успенского храма Саровской обители, но и монастырская жизнь перестроена по правилам монашеского общежительства. Возглавивший пустынь иеромонах Анастасий впоследствии стал архимандритом и внедрял общежительство в столь крупных монастырях, как Толгский и Нилова пустынь на Селигере.

Из Югского монастыря в разное время вышли епископ Кадьякский и Американский Иоасаф (Болотов) и настоятель Астраханского Иоанно-Предтеченского монастыря игумен Кирилл (Ромашев). Среди его насельников были люди, достигшие мастерства в разных сферах искусства, но нашедшие себя именно в монастырских стенах. Таким был регент иеромонах Августин, довершивший свое певческое образование в придворной капелле и при этом самоучкой ставший художником-портретистом. Таким был монах Иоасаф, имевший «аттестат от Академии художеств в окончании курса архитектурного художества» и осуществлявший надзор за возведением монастырских построек. Увы, мы не знаем даже их фамилий. Интереснейшей фигурой был игумен Варфоломей (Поповский), которого, еще в бытность его простым иеромонахом, отличали митрополит Филарет (Амфитеатров) и святитель Игнатий (Брянчанинов), с которым о. Варфоломей регулярно переписывался на протяжении нескольких десятков лет. Руководивший Югской обителью с 1837 до своей кончины в 1861 году, игумен неизменно отказывался от предложений возглавить другой, более крупный монастырь, хотя среди предложенных были даже Соловецкий и Киево-Печерский.

Нельзя забыть и про старца Адриана Югского, прожившего последние годы жизни, наполненные трудами «не только удивительными, но даже непосильными» именно на Юге.

Однако мы сегодня обратимся к личности настоятельствовавшего в пустыни почти всю вторую половину XIX века архимандрита Поликарпа Тугаринова¹. Его биография состоит как из событий, вполне типичных для духовного лица, так и из фактов, которые, на первый взгляд, могут показаться довольно неожиданными, впрочем, ни в коем случае духовному званию не противоречащими. Петр Андреевич Тугаринов (мирское имя архимандрита Поликарпа) родился в 1806 году² в семье ярославского священника, и потому было вполне предсказуемо то, что он продолжил дело отца и закончил Ярославскую духовную семинарию. Не менее логичным выглядит и то, что способный выпускник в августе 1827 г. поступил в Петербургскую духовную академию. В ноябре 1829 г., будучи студентом высшего, то есть уже выпускного класса, Петр Тугаринов принял монашество с именем Поликарпа и почти сразу же, 15 ноября, был посвящен в сан иеродиакона. Все эти события соответствовали жизненному пути многих тысяч молодых людей, избравших для себя монашеское служение.

Однако за два дня до своего посвящения в иеродиаконы он совершил поступок, который, впрочем, явно был продуман задолго до этого. Во всяком случае, он не был случайным и предопределил жизнь о. Поликарпа на многие годы. Молодой монах был «по собственному желанию, согласно заключения Святейшего Синода, определен на Иеродиаконскую вакансию при отправлявшейся в Пекин Духовной Миссии». Как и почему избрал он для себя путь на Восток, теперь уже вряд ли удастся установить, однако ближайшие пять лет (1830-1835) он провел в далеком Китае в составе одиннадцатой Духовной миссии, возглавляемой архимандритом Вениамином Морачевичем. Следует отметить, что в это время Духовная миссия фактически была единственным представительством России в далекой и загадочной восточной стране. С середины XVIII века сюда не допускали русских купцов, а просьбы неоднократно направлявшихся в Китай российских посланников открыть здесь светское дипломатическое представительство неизменно встречали вежливый отказ. Так что деятельность русской духовной миссии в Китае того времени можно, пожалуй, сравнить с деятельностью научной экспедиции на какой-то далекой планете.

Поэтому духовная миссия, до второй половины XIX столетия выполняла обязанности далеко не только непосредственно духовные. Миссионерская деятельность в тот период была, как раз, очень ограничена, дабы не раздражать правительство Империи Цин и не прервать отношения с Китаем полностью. Члены миссии в основном ограничивались духовным окормлением так называемых «албазинцев» — потомков казаков Албазинского острога, плененных и переселенных в Китай еще в XVII веке. Зато на их долю приходилась вся дипломатическая работа, равно как и изучение огромной империи, укрывшейся от всего мира за Великой китайской стеной. Это делало крайне сложным подбор членов миссии, которые должны были обладать очень разными качествами. Это не всегда получалось. Так, руководивший 9-й миссией выдающийся синолог (ученый-китаевед) о. Иоакинф Бичурин, увлекшись плодотворными научными изысканиями, столь сильно запустил дела миссии, что по возвращению даже был предан церковному суду. И, конечно, далеко не каждый инок имел талант исследователя. О.Поликарп, как мы увидим, счастливо сочетал очень разные таланты.

По приезде в Пекин молодой иеродиакон сразу же стал усиленно изучать восточные языки: китайский, маньчжурский и тибетский. В свидетельстве, выданном ему Советом миссии в октябре 1835 г., указано, что он занимался «китайским языком, судя по времени, с успехом превосходным”, «маньчжурским — очень успешно и тибетским — хорошо». Следующим шагом для о. Поликарпа стало изучение буддизма. В 1833 г., после того как ему удалось приобрести уникальное собрание тибетских книг на китайском языке «Ганчжур» и «Данчжур», он занялся переводами отдельных сюжетов из буддийских трактатов.

Однако в конце 1835 года, в середине срока работы духовной миссии, рассчитанного на 10 лет, Тугаринов вернулся в Россию. Причиной, заставившей его это сделать, была названа тяжелая болезнь. Действительно, больше двух лет о нем мало что известно. Лишь в январе 1838 г. он, видимо, поправившись, вернулся в Петербургскую духовную академию, обучение в которой прервалось когда-то из-за отъезда в Китай, и закончил ее в июле 1839 г., получив степень магистра богословия. Магистерская диссертация «О причинах цветущего состояния церковного в IV христианском веке», кажется, не имела ничего общего с Китаем. («Кажется» — потому что диссертация не была издана, а христианство в Китай проникло лишь в VII веке).

Однако к этому времени о. Поликарп стал не только иеромонахом (1 августа 1838 г.), но и был назначен теперь уже начальником формировавшейся очередной духовной миссии в Пекине – 12-й по счёту. В соответствии со статусом главы миссии, он 16 августа 1838 года был возведен в сан «архимандрита со степенью настоятеля третьеклассного монастыря». Получив назначение, архимандрит Поликарп занялся подбором членов своей миссии. Современные исследователи отмечают, что он подходил к этому вопросу очень тщательно, принимая тех людей, способности которых были знакомы ему по учёбе в духовной академии. Интуиция не подвела 32-летнего архимандрита. Как пишет ведущий научный сотрудник Института Дальнего Востока А.С. Ипатова, «двенадцатая духовная миссия, в состав которой входили В.П. Васильев, иеродиакон Палладий Кафаров, без преувеличения была поистине уникальной, благодаря блестящему созвездию имен ее членов, отличавшихся своими способностями и неиссякаемым трудолюбием. Это: иеромонах Иннокентий Немцов, иеродиакон Гурий Карпов, студенты И.О. Гошкевич, В.В. Горский и И.И. Захаров, врач А.А. Татаринов, художник К.И. Корсалин. Большинство из них стало востоковедами и оставило заметный след в отечественной и мировой науке XIX в., в истории дипломатии России на Востоке. В этом определенная заслуга Поликарпа (П. Тугаринова), сумевшего при комплектовании миссии сделать столь удачный выбор».

Во многом он действовал и собственным примером. Вскоре по прибытии в Китай многие члены миссии под влиянием о Поликарпа, имевшего опыт в переводе буддистских сочинений, занялись изучением буддизма. Особых успехов здесь достиг иеродиакон Палладий Кафаров, позднее ставший архимандритом и начальником следующей, 13-й миссии. Этому способствовала и прекрасная библиотека книг на китайском языке, ставшая достаточной базой источников для научных изысканий в стенах миссии.

Правда, отношения не всегда складывались идиллически. Так, прикомандированный к миссии «магистр восточной словесности» В.П.Васильев³ впоследствии писал знакомому, что архимандрит «…был несносен по своему взбалмошному раздражительному характеру и капризам» и даже “жесток до самодурства”. Впрочем, другие участники миссии и сам архимандрит о серьёзных конфликтах не упоминают. Скорее всего, в данном случае просто не сложились отношения двух достаточно ярких людей. При этом один из них, отличаясь независимостью и вольнолюбивым характером, да и не обремененный монашеским послушанием, должен был пребывать долгих 10 лет под началом другого, обязанного решать самые разнообразные задачи усилиями всех членов своего небольшого коллектива.

Например, дипломатическая сторона деятельности архимандрита и его миссии была одной из важнейших. Он был должен не только информировать Министерство иностранных дел России о состоянии китайского рынка, но и всемерно способствовать расширению русско-китайских торговых связей. Как пишет А.С.Ипатова, «этот самородок-дипломат, выполняя поручения Азиатского департамента Министерства иностранных дел, весьма многого достиг и в деле урегулирования отношений 2-х государств, в том числе используя для этой цели отечественную книгу. Так, для закрепления дружбы с Китаем, по совету отца Поликарпа, Российское Министерство иностранных дел отправило в Китай столичную карту Российской империи и множество книг по астрономии, математике и медицине, а также учебники для маньчжурской школы, а взамен получило только что изданную генеральную карту Китая». Письма архимандрита полны интересных замечаний о жизни и обычаях китайцев.

Приведем здесь несколько просто трогательных отрывков⁴: «….все китайцы, без различия возраста или состояния, очень любят птиц, с которыми они нянчатся и возятся до смешного. Как у нас фланируют с собакой, так и китаец прогуливается с любимой птичкой, последняя сидит обыкновенно на жердочке или в круглой деревянной клетке, покрываемой в холодное время теплым ватным футляром». Так и вспоминается андерсеновский «Соловей»! А вот еще: «Любовь китайца к сверчкам служит некоторой иллюстрацией его миролюбивых наклонностей. Китайца тешит чирканье и трещание этого насекомого, он устраивает сверчку особый домик, кормит его и холит». Впрочем, были и весьма серьезные документы, характеризующие деятельность чиновников империи Цин, состояние ее экономики: «Голод и дороговизна серебра <…> совершенно парализовали в нынешнем году пекинскую торговлю. Но торговля европейскими изделиями цветет на славу. Вследствие разных льгот, данных в конце прошлого года купцам из Шанхая <…>, в Пекин столько навезено европейских товаров, что не знают, куда с ними деваться, и продают за бесценок. Мы увидали в числе их даже английские сукна, в значительном количестве и весьма хорошие, как все английское. С наступающего года разрешено казенный хлеб из Шанхая и прилегающих к нему мест доставлять в Пекин морем. Нет сомнения, что эта мера, уже постоянная, еще больше облегчит тамошним купцам привоз европейских товаров и даст торговле ими движение небывалое. Вообще европейская торговля благоденствует в Китае».

В общем, деятельность архимандрита Поликарпа была очень плодотворной и высоко оценивалась российским правительством. В 1840 году по ходатайству Азиатского Департамента Министерства иностранных дел он был «возведен в степень настоятеля первоклассного монастыря», а в 1844 награжден орденом св. Анны III ст. с императорской короной. По возвращении из Китая архимандрит был награжден орденом св. Владимира III степени, пожизненной пенсией в 1500 рублей и «был поручен Министерством иностранных дел особенному вниманию Св. Синода».

И тут архимандрит… исчез из поля зрения современных исследователей-синологов, заставляя предполагать, что где-то вскоре окончился и его земной путь.

На самом же деле всё было так. Синод охотно откликнулся на просьбу министерства иностранных дел, предложив архимандриту настоятельство в знаменитом московском ставропигиальном Донском монастыре. Когда тот неожиданно отказался, ему попробовали подыскать должность викарного епископа. Однако Поликарп снова ответил отказом, ссылаясь на расстроенное здоровье, и… попросил уволить его на покой. По-видимому, что бы ни писал В.П. Васильев о «властолюбии» и «самодурстве» своего бывшего начальника, десятилетнее руководство миссией было для архимандрита весьма нелегким испытанием, надолго отбившим у него всякое желание быть начальником чего-либо. А ещё, и это самое главное, — похоже, что монашеская жизнь действительно была его призванием.

Почему-то сорокапятилетний архимандрит выбрал для жительства именно Югскую пустынь. С одной стороны, монастырь располагался в родной для него Ярославской губернии, с другой – были монастыри и значительно ближе к Ярославлю. Может быть, если у о. Поликарпа действительно были проблемы со здоровьем, его привлекло наличие при монастыре епархиальной больницы, может быть – относительно уединенное расположение монастыря. Может быть, кто-то порекомендовал ему игумена Варфоломея, или он знал переехавшего на Югу практически одновременно с архимандритом старца Адриана Югского (тот по своему земному возрасту был на самом деле не намного старше его). Как бы то ни было, о. Поликарп скромно жил в монастыре с 1851 года, был прост и доступен для всех. Отмечается, что монахи иногда брали у него «для прочтения книги, которых у него было великое множество».

Последний период настоятельства игумена Варфоломея, был, к сожалению, отмечен конфликтами настоятеля с частью братии. Видимым поводом для них стало очень раннее, с полуночи, начало утренней службы, практиковавшееся при этом игумене. Во время его длительной поездки в столицу временно замещавший его пошехонский игумен Сергий перенес утреню на 3 часа утра, но вернувшийся Варфоломей сделал все по-прежнему. Результатом стали многочисленные жалобы в епархию, взаимные обвинения, чередовавшиеся с испрашиванием прощения, и даже судебный процесс. Характерно, что при этом имя архимандрита Поликарпа ни в каких распрях и конфликтах не было замешано.

После кончины игумена Варфоломея в 1863 г. насельникам монастыря было предложено самим выбрать нового настоятеля. Поскольку пустынь была общежительным монастырем, право иноков самостоятельно избирать своего настоятеля было закреплено в ее уставе. Однако в николаевскую эпоху это право регулярно нарушалось, и настоятели назначались руководством епархии. Впрочем, на этот раз епархиальное начальство легко могло допустить свободное волеизъявление – его результат был ясен заранее и был результатом крайне желательным.

Архимандрит Поликарп как своими наградами, так и своим смиренным двенадцатилетним пребыванием в пустыни, завоевал такой авторитет у ее иноков, что был избран ее настоятелем более чем двумя третями голосов. Кроме того, вскоре о. Поликарп был назначен благочинным Рыбинского и Мологского соборов, а также Афанасьевского девичьего монастыря (по другим данным – еще и Рыбинского Софийского монастыря). Его талант руководителя, помноженный на «богатый управленческий опыт», и любовь к ближнему проявлялись во всём. Так, вскоре он принял компромиссное решение по времени начала утрени, перенеся часть богослужения на вечернюю службу и прекратив многолетний конфликт в монастырских стенах. Характерно, что выработка этого решения происходила с участием представителей братии и с благословения ярославского архиепископа Нила (Исаковича), которого предшественники архимандрита зачастую забывали ставить в известность о своих решениях.

Протоиерей Флегонт Морев писал, что «отношения отца Поликарпа к братии были почти семейными… Доступ к нему возможен был во всякое время дня и ночи. Он не любил праздности, в келиях своих непрестанно занимался чтением, следя за развитием Богословских знаний… Телесными силами был крепок и почти до последнего года своей жизни пешим совершал 17-верстный путь до Рыбинска, когда требовалось быть ему в городе⁵».

Лично живя очень скромно, большую часть своей пенсии он жертвовал на украшение монастыря, в частности, на дополнение ризы Югской иконы Богоматери новым жемчугом и драгоценными камнями им было потрачено около 6 тысяч рублей.

Более чем 30 лет настоятельства архимандрита Поликарпа не были отмечены большим строительством – пустынь непрерывно строилась и перестраивалась его предшественниками на протяжении полувека, и уже превратилась в грандиозный и стилистически единый архитектурный ансамбль. Зато архимандрит внимательно следил за благоустроенностью обители: «От зоркости настоятеля не укрывалось никакое повреждение, никакая, даже самая малая ветхость, они исправлялись немедленно», — писал прот. Флегонт Морев. При необходимости занимался архимандрит Поликарп реконструкцией и реставрацией отдельных зданий. Среди них была и комплексная реставрация интерьера теплого Успенского собора монастыря, проведенная в 1881-1883 гг. Именно он завел здесь и монастырский сад с кедровой рощей.

При нем было построено лишь два сооружения. Правда, деревянная кладбищенская Ильинская церковь, начатая постройкой в 1864 году, уже в 1870 внезапно сгорела. Зато и поныне украшает перекресток Крестовой и Стоялой улиц Рыбинска нарядное здание бывшего монастырского подворья (арх. В.И. Озерецковский), перестроенное в 1877 г. по инициативе настоятеля пустыни.

За пять лет до кончины архимандрит Поликарп был награжден «наперсным крестом с драгоценными камнями из Кабинета Его Величества», поскольку, пишет о.Флегонт Морев, «ничем более награждать его не осталось». Свой земной путь он окончил на 88 году жизни 8 февраля 1894 года «с полным сознанием, что у него нет и не было врагов»⁶. Через некоторое время после торжественного погребения, которое проводил наместник Толгского монастыря архимандрит Герман со священнослужителями из ярославского и рыбинского соборов и при участии всей монастырской братии, был избран следующий настоятель, игумен Игнатий. И жизнь пустыни потекла своим чередом, пока не прервалась трагически в начале 1920-х гг.

Как ни удивительно, но изображений заслуженного архимандрита не известно. Единственное исключение – портрет, хранящийся в запасниках Рыбинского музея и нуждающийся в реставрации. Пожилой архимандрит с удивительно мягким, светлым выражением лица как нельзя лучше подходит для того, чтобы проиллюстрировать образ героя нашей публикации. Однако однозначно уверять, что это он, пока рано. На груди архимандрита лишь два наперсных креста, один из которых – в память войны 1812 года. Понятно, что Петр Тугаринов в 1812 году был маленьким ребенком, но, возможно, этот крест достался ему от отца-священника (подобная передача по наследству тогда практиковалась). Другой крест, увенчанный короной и украшенный драгоценными камнями, возможно, тот самый «из Кабинета его Величества», которым он был награжден в конце жизни. А вот светских орденов на одежде не видно, что вообще-то нехарактерно для XIX века, когда духовные лица считали долгом запечатлеть на портрете государственные награды. Может быть, конечно, архимандрит Поликарп считал свой крест главной наградой, перевешивавшей все остальные. Окончательный ответ на это могут дать лишь дальнейшие исследования.

Далеким сном остались 15 лет в Китае, изучение языка, дипломатическая деятельность, чтение и перевод книг. Упоминается, что у архимандрита была прекрасная библиотека, но были ли там книги на китайском языке? И не мог ли видеть эти книги внук священника Рыбинского собора протоиерея Николая Соснина маленький Коля Невский, после смерти родителей воспитывавшийся дедушкой в Рыбинске? Родившийся за два года до кончины архимандрита Поликарпа, Николай Александрович Невский (1892-1937) станет одним из крупнейших специалистов по языкам Дальнего Востока.

Сергей Овсянников.

«Рыбная слобода», №3(7),2014 год.

Литература:

Ипатова А.С. Письма архимандрита Поликарпа (из истории Российской духовной миссии в Пекине) // Проблемы Дальнего Востока, № 2. 1991

Ипатова А.С. Пекинские письма П. Тугаринова к Н.И. Любимову (40-е годы XIX в) // И не распалась связь времен… — М., 1993. – С. 164-185.