1 августа 1917 года, в 6 часов 10 минут утра, из Царского Села на восток вышел поезд. В спальном вагоне международного сообщения разместилась семья Николая II и часть свиты, а в остальных восьми вагонах – прислуга и охрана из гвардейских стрелков 1-го полка. Вскоре по этому же маршруту ушел состав сопровождения, в десяти вагонах которого находилась остальная часть свиты и прислуги, а также охрана из солдат 2-го и 4-го полков.
В общей сложности в обоих составах, кроме Романовых, расположились 45 человек приближенных царской семьи, 330 солдат и 6 офицеров караула. Для конспирации поезд шел под американским флагом. В вагоне с надписью «Американская миссия Красного Креста» разместилась царская семья. Движение поезда находилось под личным контролем А.Ф. Керенского, который разработал инструкцию из 16 пунктов: в пути семья императора и свита содержатся как арестованные; запрещалось общение с посторонними; в каждом вагоне у входа должны стоять часовые; ежедневно утром и вечером комендант поезда должен телеграфировать в Петроград о следовании поезда и т.д.
Поздно вечером 4 августа оба поезда с интервалом в 30 минут подошли к станции Тюмень на реке Туре. У причала стояли три судна: «Русь», «Кормилец» и буксир «Тюмень». Романовы разместились на «Руси». Ночью 5 августа суда вышли из Туры в реку Тобол. Наиболее яркие впечатления о поездке засвидетельствовал камердинер А.А. Волков: «Когда пароход проходил мимо села Покровского – родины Распутина, императрица, указав мне на село, сказала: «Здесь жил Григорий Ефимович. В этой реке он ловил рыбу и привозил ее нам в Царское Село». На глазах императрицы стояли слезы».
6 августа, около 5 часов вечера, пароход подошел к Тобольску.
Для размещения царской семьи был выбран двухэтажный каменный дом купца Куклина, построенный после 1788 года. С 1839 года этот дом служил резиденцией Тобольских губернаторов.
Николай II пристально следил за политической ситуацией в России: «…Телеграммы приходят сюда два раза в день; многие составлены так неясно, что верить им трудно. Видно, в Петрограде неразбериха большая, опять перемены в составе правительства. По-видимому, из предприятия ген. Корнилова ничего не вышло, он сам и примкнувшие генералы и офицеры большей частью арестованы, а части войск, шедшие на Петроград, отправляются обратно…». Лаконичные записи императора дополнялись сведениями П. Жильяра: «Одним из самых больших лишений за время жизни в Тобольске было почти полное отсутствие всяких известий. Письма доходили с большим опозданием. Газеты печатали старые телеграммы в искаженном и урезанном виде. Император с тревогой следил за событиями в России. Он видел, что страна стремительно идет к своей гибели. Был миг, когда у него промелькнул снова луч надежды, – это в то время, когда генерал Корнилов предложил Керенскому идти на Петроград… Он прекрасно понимал, что это было единственное средство избежать неминуемой катастрофы. Тогда я в первый раз услышал от государя раскаяние в своем отречении… Он боялся тогда, чтобы его отказ подписать отречение не повел к гражданской войне… Царь не хотел, чтобы из-за него была пролита хоть капля русской крови… Императору мучительно было видеть теперь бесплодность своей жертвы… Эта мысль, все чаще приходя в голову государя, все больше его угнетала, и впоследствии ей суждено было сделаться причиной его глубокой душевной тоски и нравственного страдания».
В августе 1917 года контрреволюция проявила себя в открытом корниловском мятеже, который получил поддержку монархических кругов. В связи с этим Временное правительство считало необходимым отправить Романовых из Царского Села в Тобольск, чтобы не допустить восстановления их власти.
19 августа 1917 года было решено направить в Тобольск нового комиссара Временного правительства В.С. Панкратова.
Василий Семенович Панкратов родился 26 января 1864 года, в Москве, в рабочей семье. В детстве испытал горькую нужду: отец рано умер, оставив многочисленную семью. «Бедность была так велика, что мы умерли бы с голоду, если бы не помощь соседей, – вспоминал Панкратов. Он учился в ремесленном училище, закончив курс, получил специальность токаря, поступил на работу в мастерскую оптика Левенсона, где уже служил его брат, им приходилось исполнять самые сложные задания. Работая у оптика, они пользовались относительной свободой, могли посещать библиотеку. Позднее братья работали на Московско-Рязанской железной дороге, на машиностроительном заводе в Коломне и Твери. В 1881 году, работая на Семянниковском заводе в Петербурге, Панкратов вступил в рабочую организацию партии «Народная воля». Спасаясь от ареста, переехал в Москву, затем в Ростов-на-Дону, в Харьков, Севастополь, Киев, где вел пропаганду среди рабочих. 4 марта 1884 года в Киеве был задержан, при аресте оказал вооруженное сопротивление, ранил жандарма. Суду было предано 12 человек по обвинению в принадлежности к революционной организации, в создании тайной типографии, вооруженном сопротивлении при аресте. Трое из них были оправданы, пять осужденных отправлены на поселение в Сибирь, к каторжным работам были приговорены: В.С. Панкратов – на 20 лет, М.П. Шебалин и К.Ф. Мартынов – на 12 лет, В.А. Караулов – на 4 года. Все они были заключены в Шлиссельбургскую крепость и испытали тяжелый режим Новой тюрьмы. Камера Панкратова на втором этаже (№ 25) находилась рядом с камерой В.Н. Фигнер (№ 26). Они часто перестукивались, что не проходило безнаказанно. Так, 29 января 1887 года Панкратов был переведен в карцер Старой тюрьмы на 5 суток.
В архиве сохранились документы со сведениями о поведении и занятиях заключенных Новой тюрьмы с 1887 по 1895 годы. Трудовые навыки пригодились Панкратову в работе в столярной мастерской, он делал книжные полки для библиотеки, шкафы, сундук для продуктов, шкатулки для чая и сахара, шахматные фигуры, вместе с другими узниками выточил 140 колонок для ограды на могиле павших воинов 1702 года и многое другое. В своих воспоминаниях «Когда часы жизни остановились» В.Н. Фигнер говорит о нем, как о мужественном, несломленном тюремным режимом человеке, который принимал участие в протестах и голодовках узников. Во многом благодаря его усилиям и требованиям заключенные стали получать книги. Для самого Панкратова это имело особое значение, долгие годы в тюрьме он посвятил самообразованию, серьезно изучал геологию, сыгравшую в его последующей жизни немалую роль. Шлиссельбургское заключение окончилось для Панкратова в 1898 году ссылкой в Якутию, город Вилюйск, известный тем, что в 1870-х годах там отбывал ссылку Н.Г. Чернышевский, которого революционное народничество считало своим идейным вдохновителем и наставником. В самый канун революции 1905 года В.С. Панкратов получил возможность вернуться в Москву, участвовал в вооруженном восстании в декабре 1905 года. Чтобы избежать ареста, он уехал в Сибирь с научной экспедицией. С геологическим молотком и рюкзаком за плечами он исходил всю Якутию, исследовал Алдано-нельканский тракт, Вилюйскую низменность и плато. Это была новая для него работа – труд ученого-исследователя, но в 1917 году он вернулся в Петроград, с увлечением отдался культурно-просветительской работе в Петроградском гарнизоне. Неожиданно в начале августа 1917 года Временное правительство предложило ему отправиться в Тобольск в качестве комиссара по охране царской семьи. Выбор пал именно на него, потому что требовался человек, по личному опыту знакомый с Сибирью, безупречно честный, умеющий взять на себя решение любых сложных вопросов. Воспоминания Панкратова «С царем в Тобольске» написаны в спокойном, повествовательном тоне. Доброжелательное отношение к царской семье придает воспоминаниям особую достоверность, автор стремился запечатлеть все, что связано с теми днями, представить полную картину тобольской ссылки Николая II/
Перед отъездом в Сибирь Панкратову была вручена «Инструкция по охране бывшего царя Николая Александровича Романова, его супруги и его семейства, находящихся в г. Тобольске». В соответствии с инструкцией комиссару предоставлялось, в числе прочего, право просмотра переписки, адресованной членам царской семьи и отправляемой ими. Один из 11 пунктов инструкции обязывал: «Комиссар два раза в неделю телеграммами посылает министру-председателю срочные донесения, а также извещает обо всех экстренных обстоятельствах».
Прибытие комиссара в Тобольск зафиксировал в своем дневнике Николай II: «1 сентября. Пятница. Прибыл новый комиссар от Временного правительства Панкратов и поселился в свитском доме… На вид – рабочий или бедный учитель. Он будет цензором нашей переписки…».
Свое первое посещение царской семьи В.С. Панкратов описал следующим образом: «2 сентября я отправился в губернаторский дом. Не желая нарушать приличия, я заявил камердинеру бывшего царя, чтобы он сообщил о моем прибытии и что я желаю видеть бывшего царя. Камердинер немедленно исполнил поручение, отворив дверь кабинета бывшего царя.
— Здравствуйте, – сказал Николай Александрович, протягивая мне руку. – Благополучно доехали?
— Благодарю Вас, хорошо, – ответил я, протягивая свою руку.
— Как здоровье Александра Федоровича Керенского? – спросил бывший царь.
В этом вопросе звучала какая-то неподдельная искренность, соединенная с симпатией, и даже признательность. Я ответил на этот вопрос коротким ответом и спросил о здоровье бывшего царя и всей его семьи.
— Ничего, слава Богу, – ответил он улыбаясь.
Надо заметить, что бывший царь во все время нашей беседы улыбался.
— Как Вы устроились и расположились?
— Недурно, хотя и есть некоторые неудобства, но все-таки недурно, – ответил бывший царь. – Почему нас не пускают в церковь, на прогулку по городу? Неужели боятся, что я убегу? Я никогда не оставлю свою семью.
— Я полагаю, что такая попытка только ухудшила бы Ваше положение и положение Вашей семьи, – ответил я. – В церковь водить Вас будет возможно. На это у меня имеется разрешение, что же касается гулянья по городу, то пока это вряд ли возможно.
— Почему? – спросил Николай Александрович.
— Для этого у меня нет полномочия, а впоследствии будет видно. Надо выяснить окружающие условия.
Бывший царь выразил недоумение. Он не понял, что я разумею под окружающими условиями. Он понял их в смысле изоляции – и только.
— Не можете ли Вы разрешить мне пилить дрова? – вдруг заявил он. – Я люблю такую работу.
— Быть может, желаете столярную мастерскую иметь? Эта работа интереснее, – предложил я.
— Нет, такой работы я не люблю, прикажите лучше привезти к нам на двор лесу и дать пилу, – возразил Николай Александрович.
— Завтра же все будет сделано.
— Могу ли я переписываться с родными?
— Конечно. Имеются ли у Вас книги?
— Даже много, но почему-то иностранные журналы мы не получаем – разве это запрещено нам?
— Это, вероятно, по вине почты. Я наведу справки. Во всяком случае, Ваши газеты и журналы не будут задерживаться…».
Панкратов подробно описал первое посещение царской семьей Благовещенской церкви в Тобольске: «… Николаю Александровичу было сообщено, что завтра обедня будет совершена в церкви, что необходимо к восьми часам утра быть готовыми. Пленники настолько были довольны этой новостью, что поднялись очень рано и были готовы даже к семи часам. Когда я пришел в 7½ часов утра, они уже ожидали. Минут через 20 дежурный офицер сообщил мне, что все приготовлено. Я передаю через князя Долгорукова Николаю Александровичу. Оказалось, что Александра Федоровна… решила не идти пешком, а ехать в кресле, так как у нее болят ноги. Николай II и дети, идя по саду, озирались во все стороны и разговаривали по-французски о погоде, о саде, как будто они никогда его не видели. На самом же деле этот сад находился как раз против их балкона, откуда они могли наблюдать его каждый день. Но одно дело видеть предмет издали и как бы из-за решетки, а другое – почти на свободе. Всякое дерево, всякая веточка, кустик, скамеечка приобретают свою прелесть… По выражениям лиц, по движениям можно было предполагать, что они переживали какое-то особенное состояние. Оставалось перейти улицу, чтобы попасть в церковь, здесь стояла двойная цепь солдат, а за ними – любопытные тоболяки и тоболячки…».
Посещение церкви царской семье вскоре запретили. Камердинер императрицы А.А. Волков писал об этом: «Каждое воскресенье и праздник императорская семья ходила в церковь. Вблизи стояли кучки простонародья, многие плакали и становились на колени при переходе царской семьи. Во время обедни, с 8-ми до 9-ти часов, никто посторонний не допускался. Однажды (это было 25 декабря 1917 года), за молебном провозглашено было многолетие царскому дому. Поднялся шум… После этого нас перестали пускать в церковь и службы совершались в переносной церкви в губернаторском доме».
В.С. Панкратов в своих воспоминаниях писал о ложных сообщениях в газетах: о побеге царя, о его разводе с Александрой Федоровной, о женитьбе на другой особе, о переводе в Абалакский монастырь и др. «Все эти сообщения будоражили население, которое было настроено враждебно и недовольно гуманным заключением бывшего царя в губернаторском доме…». Неоднократно приходили угрозы в адрес Панкратова: «Пришлем дивизию для расправы с комиссаром, с отрядом и царской семьей», требования переселить царскую семью в тюрьму.
Отношения царской семьи с комиссаром Панкратовым складывались достаточно нормально. Николай Александрович несколько позднее даже предлагал ему преподавать географию Алексею. После того, как повседневный быт царской семьи был налажен, возникла необходимость продолжить обучение младших Романовых. Обучение детей по основным предметам взяли на себя: Николай Александрович (русская и военная история), Александра Федоровна (богословие), князь Татищев (русский язык), П. Жильяр и С. Гиббс (французский и английский языки), Боткин (биология), графиня Гендрикова (древняя история), учительница Царскосельской гимназии К.М. Битнер (география и литература), учитель гимназии Батурин (математика).
Приступив к занятиям, К.М. Битнер делилась с В.С. Панкратовым своими огорчениями: «Я совершенно не ожидала того, что нашла: такие взрослые дети и так мало знают русскую литературу, так мало развиты. Они мало читали Пушкина, Лермонтова еще меньше, а о Некрасове и не слышали». По совету Панкратова, Клавдия Михайловна Битнер отвела урок чтения поэмам Некрасова «Русские женщины» и «Мороз Красный нос». «Впечатление, – рассказывала она, – было потрясающим. Княжны мне сказали: как это нам никогда не говорили, что у нас такой чудный поэт».
С большим интересом царская семья слушала рассказы Панкратова о Сибири, о ее природе, о северном сиянии, о якутах, тунгусах.
В долгие зимние вечера в губернаторском доме ставили домашние спектакли – пьесы на французском и английском языках под руководством П. Жильяра и С. Гиббса, которые проявили себя искусными режиссерами. Из русских пьес ставили водевиль А.П. Чехова «Медведь». Роль помещика Смирнова играл сам Николай Александрович, исполнителями были Татьяна, Мария, Алексей, реже – Ольга и Анастасия.
Сцены доставляли много удовольствия их участникам и зрителям. Домашним уютом, семейным счастьем и покоем веяло от этих представлений.
15 ноября 1917 года в Тобольск пришло сообщение из Петрограда, что Временное правительство свергнуто, об этом писал комиссар В.С. Панкратов: «… с падением Временного правительства моя официальная связь с Питером и вообще с Россией прекращалась. Тобольск существовал как бы сам по себе. Никакой переписки, ни официальной, ни неофициальной, с новой властью у меня не было». Несмотря на тревожное время, жизнь царской семьи в Тобольске шла своим чередом, пока еще без больших перемен. Накануне Рождества выпало много снега. Неизвестно, кто первый подал мысль построить ледяную горку, но ее с восторгом подхватила молодежь. Несколько дней все дети усердно таскали снег и складывали из него гору. Наконец настал долгожданный момент, когда П. Жильяр и князь В.А. Долгоруков вылили на нее тридцать ведер воды. В дневниках семейства этому развлечению детей уделено много места. Императрица и великие княжны приготовили своими руками подарки к Рождеству всем обитателям губернаторского дома и всем слугам.
А между тем, по городу распространялись слухи о громадных средствах царской семьи. Была даже попытка организовать ночное нападение на губернаторский дом. Угрожающие оскорбительные письма по адресу царя и его семьи становились многочисленнее, распространялись провокационные слухи о побеге царя и о ненадежности отряда особого назначения. После Брестского договора была объявлена демобилизация. Многие солдаты из отряда охраны царской семьи стали уходить домой. Большинство этих солдат были стойкие, трезвые, честные люди, они понимали, что они делают, оставляя отряд, но события в России и тяжелые вести с родины звали их домой, многие были на службе пять лет.
Эти солдаты оказались самыми деятельными работниками, когда был объявлен сбор пожертвований на фронт. Солдаты предложили послать царю подписной лист и были возмущены скупостью царской семьи, которая пожертвовала 300 рублей.
На смену выбывших старых солдат в отряд охраны были присланы солдаты из Петрограда, которые обвиняли Панкратова, что он не выполняет указаний центра. Чтобы раздоры в отряде не привели к вооруженному столкновению, 24 января 1918 года Панкратов принял решение сложить с себя полномочия комиссара и уйти из отряда.
В своих воспоминаниях он написал: «24 января 1918 года я последний раз видел бывшего царя и его семью».
В апреле 1918 года царскую семью увезли из Тобольска в Екатеринбург, начался последний этап скорбного пути Романовых.
Источники
Архивы:
Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ).
Фонд Шлиссельбургской крепости (№ 98).
Воспоминания:
В.С. Панкратов. Воспоминания. Как приходилось работать среди рабочих в 1880–1884 годах. М., изд-во «Красная новь». 1923.
В.С. Панкратов. Жизнь в Шлиссельбургской крепости. 1884–1898. П., изд-во «Былое». 1922.
В.С. Панкратов. С царем в Тобольске. Из воспоминаний. М. 1990.
В.Н. Фигнер. Полное собрание сочинений в шести томах. Т. 4. Шлиссельбургские узники. М., изд-во политкаторжан. 1929.
В.Н. Фигнер. Когда часы жизни остановились. М. 1933.
Исследования
Ю. Буранов, В. Хрусталев. Гибель императорского дома. 1917–1919. М., «Прогресс». 1992.
М.Н. Гернет. История царской тюрьмы. Т. 3, М. 1952.
М.К. Дитерихс. Убийство царской семьи и членов Дома Романовых на Урале. М. 1991.
Н.А. Троицкий. Царизм под судом прогрессивной общественности. 1866–1895. М., «Мысль». 1979.