Мой дед в молодости мечтал жить в собственном кирпичном доме под железной крышей. Эту мечту он начал лелеять сразу после женитьбы. Дело было ещё до революции, то есть в начале XX века, и по тем временам мечта у деда была, конечно, не слабая. А если ещё учесть, что они с бабушкой после свадьбы жили в своей отдельной хате в селе Анновка Кировоградской губернии, и других ценностей или накоплений, кроме двух пар молодых крепких рук и пары не перегруженных учёбой голов, они не имели, то мечта была просто фантастической, но дед считал её реальной. Ради этой мечты дед не гнушался никакой подённой работы – нанимался то на лесопилку, то на погрузку-разгрузку, то на другие работы. Бабушка тоже была крепкой, ладной женщиной и держала в хозяйстве корову, кур и другую живность. Поэтому жили они хоть и не зажиточно, но всё необходимое по тому времени для жизни в доме имелось.
День вступления России в Империалистическую войну бабушка ознаменовала рождением первенца – моего будущего отца. Как он потом мне не раз говорил:
– Мой жизненный путь был, видимо, предопределен самой датой рождения.
И в этом была большая доля правды, так как он 29 лет отслужил кадровым офицером в Советской Армии, прошёл всю Великую Отечественную войну с первого до последнего дня, а потом ещё и японскую прихватил. Правда, в первые дни после рождения была какая-то, мною сейчас уже забытая, история с его здоровьем, так что все даже думали, что он не жилец на этом свете. Но отец не только выжил, но и заявил о себе таким мощным рёвом, что зашедшая в это время к ним в дом цыганка даже предсказала бабушке, что с таким голосом её сорванец точно генералом будет. Однако до генерала отец дослужиться не смог по причинам разного характера, но звание полковника его всё-таки догнало, хоть и после выхода в отставку, так сказать за былые боевые заслуги. Но не будем отвлекаться от главной линии моего рассказа…
Итак, ради достижения поставленной цели дед трудился не покладая рук, бабушка экономила, и через несколько лет таких совместных усилий они скопили необходимую сумму вначале на кирпич, которым дед обложил хату, сразу превратившуюся в дом, а потом и на железо для крыши. Таким образом, мечта деда сбылась – он построил кирпичный дом под сверкающей оцинкованным железом крышей. И стал его дом первым на селе. К тому же стоял он в самом центре села, у всех на виду. Дед был счастлив и горд собой. Но как это часто бывает в жизни, сладок вкус исполнившейся мечты, но горько её послевкусие. А дело в том, что осуществил свою мечту дед как раз летом 1917 года. Он-то думал, что теперь они с бабушкой только и начнут жить-поживать, деток да добро наживать. Но, человек предполагает, а Бог располагает…
Лето быстро сменилось осенью, а что с собой принесла осень 1917-го года, знает каждый. Село пока продолжало жить своей мирной крестьянской жизнью, но грозовые тучи хаоса, безвластия и гражданской войны уже сгустились над Россией. Трусость одних, предательство других и недальновидность третьих погрузили великую страну в хаос и мрак безвластия, которое особенно ярко проявилось на Украине… Большевики, анархисты, немцы, австрийцы, Петлюра, Директория, гетман Скоропадский, белогвардейцы – все воевали против всех, периодически объединяясь с одними против других, чтобы через короткое время снова разойтись во враждебные лагеря и беспощадно истреблять друг друга. А потом опять могли объединиться, чтобы разбить третью силу, и после этого вновь воевать против недавнего союзника. Особенно отличался такой политикой батька Нестор Иванович Махно. Всё это хорошо отражено как историками, так и в мемуарной литературе и теперь доступно каждому в сети Интернет, так что я не буду на этом задерживаться, а перейду сразу к сути моей истории…
Когда осенью власть в стране взяли большевики, в село приехал присланный из Екатеринослава уполномоченный комиссар новой Советской власти тов. Малютин. А куда поселить новую власть? Ну, не в хату же, когда в центре села стоит новый кирпичный дом. К деду с бабкой на постой и определился комиссар Малютин. Вначале бабушка отнеслась к постояльцу настороженно. Тут надо сказать, что характер у неё был очень твёрдый, я бы даже сказал – крутой, и дед её слушался беспрекословно. Не случайно дед и отец за глаза её иногда называли ”наша Екатерина II”. Но помимо этого, была она очень бесстрашной и не терпела несправедливости, о чём свидетельствовали несколько историй из разных лет её жизни, о которых любил рассказывать отец. Так вот, комиссар оказался человеком молодым и на удивление положительным – миролюбивым, нрава спокойного и тихого. Никого он не только не расстрелял, но даже не обругал. Занимался канцелярией, привёл в порядок бумаги, оставшиеся от прежней власти, начал приём селян с их проблемами и жалобами. К тому же он не выпивал, не курил и не матерился. Поэтому не удивительно, что бабушка к постояльцу очень расположилась, и предложила не только столоваться у них дома, но и стирать его вещи. Жизнь в селе Ановка стала возвращаться в прежнее мирное русло. Тем не менее, укладываясь спать, комиссар всегда клал под подушку свой маузер. Видимо, он лучше селян понимал, насколько непредсказуем может оказаться каждый следующий день. И он был прав, хотя это понимание ему и не помогло….
.
Сколько времени длился этот период затишья в селе, я не знаю, но однажды в Ановку въехало войско батьки Махно и власть сменилась. Село махновцы заняли без единого выстрела. На тот момент Нестор Иванович в очередной раз разругался с большевистской властью, а потому уполномоченный комиссар Малютин был им арестован прямо в рабочем кабинете, обезоружен, связан и кинут на одну из телег к другим пленным красно- и белогвардейцам. А к деду с бабушкой встал на постой начальник штаба батьки Махно. Фамилию его отец уже не помнил, но, судя по историческим данным, это мог быть Виктор Белаш, занимавший с января 1919 года должность начальника штаба Украинской Повстанческой Армии под командованием батьки Махно.
Я забыл упомянуть, что к тому времени помимо моего отца у деда с бабушкой родилась ещё и дочь, которой на момент занятия села махновцами едва исполнился год. Вечером того же дня, когда новый постоялец пришёл на ночлег, бабушка пригласила его повечерять и во время ужина завела разговор о комиссаре Малютине. Она спросила, что его ждёт? Что они с ним сделают? Белаш ответил, что скорее всего комиссара завтра расстреляют. Тогда бабушка стала с жаром заступаться за Малютина. Она сказала, что он хороший человек, что он никого в селе не обидел, зла никому не делал. За что же его расстреливать? Это не справедливо. Махновец был очень удивлён таким напором со стороны хозяйки дома. Он спросил, какое ей дело до этого русского комиссара?
– Он же вам чужой человек, чего вы так за него заступаетесь? Да вы в своём ли уме? Вы ещё молодая женщина, у вас семья, дети малые. Вы о них беспокойтесь, о них думайте, а не о каком-то москале. – Но он плохо знал натуру моей бабушки. Она с ещё большим жаром стала объяснять ему, что не важно, кто он – русский, украинец или еврей. Главное, что он приличный человек, и никому зла не делал. К тому же он ещё молод и с большевиками спутался по этой своей молодости и неопытности. А потому его надо отпустить. Белаш был настолько поражён её настойчивостью, что сказал:
– Хорошо, я завтра утром узнаю, и если его ещё не расстреляли, то отпущу его. Но с условием, чтобы он уходил домой и больше нам не попадался. Готовы вы за него поручиться?
– Готова.
– Но учтите, если он опять попадётся нам с оружием в руках, то мы расстреляем и его и вас, и всю вашу семью. Вы и теперь за него ручаетесь?
– Да, ручаюсь, – ответила бабушка. – Я уверена, что он больше воевать с вами не будет. Я ему скажу, чтобы он шёл домой, к родителям, и он меня послушает….
Белаш сдержал своё слово. Наутро он подошёл к телегам со связанными пленными, что стояли на окраине села под охраной нескольких конвоиров, и окликнул:
– Кто тут Малютин? Есть такой?
– Есть. Я Малютин, — послышался голос с одной из телег.
– Слазь с телеги! Пойдёшь со мной!
Белаш подошёл к одному из конвоиров, взял у него винтовку и повёл Малютина в ближайшую посадку. Когда они отошли в глубь деревьев так, что их не было видно, он приказал пленному остановиться. Бедный Малютин не сомневался, что его ведут на расстрел. В это утро он был уже далеко не первый, кого вот так же забирали с телеги и уводили в посадку. Потом раздавался один или два выстрела и всё! Жизненный путь очередного бедолаги обрывался. Когда последовала команда остановиться, он понял, что вот и его последние секунды жизни истекают. Белаш перещёлкнул затвором и выстрелил в воздух. Потом он подошёл к пленному, разрезал ножом верёвки на его руках и сказал:
– Слушай меня, парень, и запоминай. Сейчас я тебя отпущу. Ты до ночи ховайся тут, в посадке, а ночью тикай до дому. И скажи спасибо своей хозяйке. Это она твою жизнь выпросила. Но запомни, что она за тебя поручилась. И если ты ещё раз попадёшься нам с оружием, то я расстреляю и тебя, и твою сердобольную хозяйку вместе со всей её семьёй. Ты всё понял, что я тебе сказал?
– Да, всё понял.
– Тогда проваливай, и больше мне на глаза не попадайся!
Дважды просить Малютина не пришлось. Он побежал вглубь деревьев, а Белаш вернулся в село, отдал винтовку конвоиру и пошёл по своим делам…
На этом история с уполномоченным Малютиным благополучно закончилась. Он выкинул свой партийный билет, вернулся домой к родителям, которые жили в небольшом городке в той же Екатеринославской губернии, и больше в политику никогда не встревал….
Но я не случайно назвал свой рассказ ”Дом под железной крышей”. Этот дом ещё раз сыграл свою, теперь уже решающую роль в судьбе деда и бабушки. Произошло это на рубеже 1929 и 1930 годов. Опять же, из истории мы знаем, что это было время коллективизации и широкомасштабных кампаний по раскулачиванию. Мой дед, как я уже говорил, не был кулаком – у него не было земли, не было и батраков. Когда начался период НЭПа, дед открыл в своём доме аптечный киоск. По-видимому, он закончил курсы фармацевтов, иначе ему без справки, заверенной печатью, вряд ли разрешили бы заниматься такого рода предпринимательством. А, кроме того, в его аптеке были не только фабричные лекарства, но он и сам готовил различные микстуры и настойки лекарственных растений. Всё бы ничего, и, может, занимался бы он своим аптечным делом и дальше, если бы не имел такого красивого дома. Но местный комитет бедноты или, как их тогда называли, комбед, приглядел этот дом для себя.
Как вспоминал отец, которому тогда уже было 15 лет, они в кругу семьи встретили Новый Год и после полуночи легли спать. А в семь часов утра первого января 1930 года к ним в дверь застучали кулаками и сапогами, требуя немедленно открывать. Сонные, толком не понимая, что происходит, они открыли дверь, и в дом ввалилась толпа мужиков. Это был комбед. Их главарь зачитал бумажку, из которой следовало, что дом конфискуется для нужд колхозного строительства, а жильцы должны немедленно его покинуть. Взять с собой разрешили только одежду. Когда дед стал возмущаться и взывать к совести односельчан, ему пригрозили, что если он не угомониться и не покинет помещение немедленно, то его запишут в “лишенцы”, а то и в кулаки, посадят всю семью в сани и сейчас же отвезут на станцию, где как раз формируется эшелон с кулаками для отправки в Сибирь. Бабушка велела деду молчать, быстро оделась, одела детей и они вышли на улицу….
Пару суток семья ютилась в доме у соседей. Но оставаться в селе было нельзя, да и к родственникам, особенно в первое время, селиться было опасно. Пока комбедовцы были заняты растаскиванием по своим домам реквизированного имущества, им было не до выгнанных хозяев. Но все прекрасно понимали, что через день-два, когда всё будет поделено и растащено, комбедовцы могут опять вспомнить про ограбленных ими соседей и решить, что нечего тем мозолить им глаза и своим видом напоминать о случившемся. Вот тогда они могут и передумать насчёт отправки в Сибирь. Надо было решать, куда семье подаваться. И тут бабушка вспомнила про Малютиных…
А дело в том, что через год после чудесного спасения Малютина из Анновки, деду с бабушкой неожиданно нанесли визит его родители. Они приехали, чтобы лично познакомиться и поблагодарить отважную женщину, которая не побоялась заступиться за их единственного сына, и тем спасла его от верной смерти. Бабушка встретила их очень тепло, и они подружились. А когда Малютины уезжали, они оставили бабушке свой адрес и сказали, что считают себя в неоплатном долгу, и если когда-нибудь бабушке понадобиться их помощь, они с радостью её окажут…
И вот этот момент наступил. Бабушка сказала, что единственное место, где их, в случае розыска не найдут, это у Малютиных, а значит надо пробираться к ним в городок…. Малютины приняли семью, как своих родных. Время было страшное, голодное. А глава семьи Малютиных работал в одной из ведомственных столовых каким-то начальником – то ли бухгалтером, то ли снабженцем. Он устроил деда рабочим в этой столовой. И таким образом семья пережила тяжелую голодную зиму и весну 1930-го года.
А ближе к лету дед съездил в Екатеринослав и устроился рабочим-”глухарём” на котельный завод. Кто читал рассказ В.М. Гаршина «Художники», тот представляет, в чём состояла эта работа. Он сидел в котле и придерживал молотом клёпки изнутри, а снаружи второй рабочий их заклёпывал. Вскоре ему и квартиру выделили – точнее, большую комнату в восьмикомнатной квартире, занимавшей весь третий этаж старого дома в центре города, с тремя окнами и маленьким балкончиком, что выходили на улицу прямо напротив корпуса швейной фабрики им. Володарского. До революции здесь жил известный в городе юрист по фамилии Шмидт. После революции юрист благополучно скончался сам, а его жена, Мария Иосифовна, осталась жить в двух смежных комнатах, в торце своей бывшей квартиры. Почему ей оставили две, а не одну комнату? Очевидно, потому, что работала она зубным врачом в доме на улице Короленко, прозванном в народе «серым домом» за его не сменяемый десятилетиями цвет стен, где весь советский период располагалась контора, в 30-е годы называвшаяся ОГПУ. Остальную часть квартиры превратили в коммуналку и заселили её пролетариями. Дед перевёз семью, и они поселились в одной из комнат. Комната была большая, а потолок такой высокий, что для его побелки приходилось вставать на шкаф и при этом кисть крепить к палке от швабры. Правда, вскоре после заселения в квартиру пришёл человек в военной форме в чине майора ОГПУ и предъявил ордер на дедову комнату. Он заявил, что приехал поселяться и внизу стоит машина с его вещами. Но когда Мария Иосифовна ему объяснила, что в комнате уже живёт семья рабочего с котельного завода, майор сказал, что, очевидно, вышло недоразумение, и ему найдут другое жильё. После чего отдал честь и ушёл.
В этой комнате дедушка с бабушкой так и прожили всю оставшуюся жизнь, за исключением только периода немецкой оккупации, когда они с заводом эвакуировались в Среднюю Азию…
Судьба же бывших бабушкиных постояльцев сложилась на удивление похоже. Молодой Малютин в начале 30-х годов пошёл работать в ОГПУ, стал уполномоченным сотрудником по Криворожскому району и к 1937-му году дослужился до звания старшего майора, а в 1937 был арестован и расстрелян. Виктор Фёдорович Белаш после гражданской войны был вначале арестован, потом реабилитирован и также взят на оперативную работу в ОГПУ. Пережил он своего «крестника» не на много, так как в конце 1937-го его тоже арестовали и в январе 1938-го расстреляли.
Со старшими Малютиными бабушка поддерживала связь до самой своей кончины в начале 60-х годов. А дом под железной крышей, что построил мой дед, до сих пор так и стоит в селе Анновка. Когда в конце 70-х годов отец посетил места своего детства, он смог убедиться, что в их доме по-прежнему расположен сельсовет, а крыша, как и пятьдесят лет назад, сверкает новым оцинкованным железом.
2013 г. Пос. Борок.