Еще одна публикация «Рыбинской среды» памяти выдающихся земляков, оставивших заметный след в мировой культуре, посвящена Ольге Александровне Бредиус – Субботиной – известному теперь адресату тысячи писем русского писателя Ивана Шмелева. В основе материала – фрагменты нескольких статей, написанных исследователями эпистолярного наследия Шмелева.
Архив выдающегося русского писателя Ивана Сергеевича Шмелева (1873–1950), хранившийся во Франции и после долгих переговоров переданный в апреле 2000 года в дар Российскому фонду культуры, в основном состоит из писем. Это огромная, уникальная переписка литератора-эмигранта, чьи друзья, издатели и читатели были разбросаны по всему миру. Значительную часть его составляет роман в тысяче с лишним писем, обнаруженный позднее в Голландии и привезенный в Россию. Начался он в 1939 году, когда в черную минуту трагического одиночества и беспросветного горя и отчаяния, Шмелеву пришло светлое послание неизвестной женщины: «Сколько чудесных, прекрасных близких лиц суждено было Вам утратить из жизни, когда-то такой полной, богатой этими людьми. Если Вам покажется иногда, что Вы одиноки, не думайте так! Вашим Духом живут много людей, Ваша Божия Искра затеплила у многих лампаду». Для писателя это стало знамением свыше, лучом надежды, к тому же таинственную корреспондентку звали так же, как и его покойную жену — Ольга Александровна. «Вот, встретил удивительную душу, — радость мне. И в этом — знамение, ч у д о… Письмо потрясло меня. Я плакал, читая и перечитывая его… Это было — я в л е н и е мне, недостойному. И какой же чудесной открылась мне в письмах и — я вымолил это — в ее портрете. Ее письма — для меня ныне — оживание. Она умна, она удивительный художник… Она — огромный талант, вспомните мое слово: она скажет свое в искусстве нашем… Душа у ней — детской чистоты и детской Веры! Она вся русская…»
Ольга Александровна Субботина (1904–1959) была дочерью священника из Рыбинска. После революции месте с родными она оказалась в Германии, а потом (в 1938 году) вышла замуж за богатого и родовитого голландца Арнольда Бредиуса (1903–1982).
Музой, героиней романа в письмах она стала для Ивана Шмелева в последнее десятилетие его жизни. Встретились они только раз, были вместе в апреле-мае 1946 года, без конца говорили, читали, ходили в музеи и театры. Ольге Александровне он поверял свои мысли, сомнения, творческие планы, посылал на суд свои произведения — главы «Лета Господня», «Путей небесных» и «Богомолья». Но постепенно художественной литературой, романом стали сами его письма, исступленные, восторженные, пророческие, исповедальные: «Я знаю, наши п<исьма> увидят свет, войдут в “истор<ию> рус<ской> литературы”. И з н а ю, что это будет — “лирический шедевр”. Миллионы будут читать, увидят, как раскрывались души, огромный мир увидят… неповторимый… — я отлично знаю. Это будет “роман романов”, чистый, тончайший, глубокий, высоко-одухотворенный… “Пути неб<есные>”, “<Неупиваемая> чаша”… — будут слишком пресны, “под гобелен”, “тонами”…» В архиве Шмелева среди его писем Бредиус-Субботиной сохранился посвященный ей маленький литературный этюд-шедевр «Свете тихий».
Переписка И.С.Шмелева и О.А.Бредиус-Субботиной поступила в Российский государственный архив литературы и искусства, там была обработана, научно описана и в 2003 году опубликована («И. С. Шмелев и О. А. Бредиус-Субботина. Роман в письмах». Т. 1, 2. М., 2003). Русскому читателю достался поздний шедевр выдающегося прозаика Ивана Сергеевича Шмелева — его и О.А.Бредиус-Субботиной поэтичный и страстный роман в письмах, в котором надо видеть, согласно воле авторов, именно художественное произведение, одно из лучших в русской эмигрантской литературе.
В. Сахаров. Из журнала «Наше наследие», 2001, №59-60.
* * *
Ольга Александровна Субботина (1904-1959) родилась в Угличе, в семье потомственного священника. Весь жизненный уклад семьи Субботиных воспитал в дочери чувство глубокой религиозности, острое переживание православия как необходимой основы жизни. Именно эта «наследственная религиозность» (слова самого И. С. Шмелева) и вызвала у писателя чувство внутреннего родства, которое он ощутил уже в первых письмах своей корреспондентки. Еще в детстве, а особенно, в гимназические годы, проявилась творческая одаренность Ольги Субботиной — необычайно яркое образное мышление, задатки будущего художника. Окончив гимназию (преобразованную после 1917 г. в школу II ступени) О. А. Субботина поступила в художественное училище. Среди бурлящих течений 1920-х гг. религиозная тематика живописи выглядела смешным анахронизмом, непонятным и ненужным новой жизни. Оборвав учебу, Ольга Александровна лишилась возможности получить художественное образование. Невозможность реализовать себя в творчестве наложила свой отпечаток на характер и судьбу Ольги Александровны: в течение многих лет это была постоянная боль, исказившая ее жизнь.
В 1923 году Ольга Александровна вместе с семьей оказалась в эмиграции. Первые годы в Берлине были трудны для семьи Субботиных. Необходимость стабильного заработка определила выбор профессии — окончив медицинские курсы, Ольга Александровна поступила на работу в госпиталь. В начале 1930-х гг. произошло знакомство О. А. Субботиной с И. А. Ильиным, постепенно перешедшее в духовное водительство философа. Под влиянием И. А. Ильина Ольга Александровна совершила наиболее важные поступки в своей жизни. Именно его слова о мессианском призвании русской эмиграции (донести до Европы и Америки подлинную религию и подлинную культуру) сыграли решающую роль в замужестве Ольги Александровны. В 1937 г. она вышла замуж за Арнольда Бредиуса ван Ретвельда и переехала в Голландию. Живя в Голландии, Ольга Александровна поддерживала постоянную переписку с философом. Поэтому отражение «романа в письмах» между О. А. Субботиной и И. С. Шмелевым можно увидеть и в «Переписке двух Иванов» — переписке И. С. Шмелева с И. А. Ильиным.
Казалось бы незаметная фраза, краткое упоминание в одном из писем Шмелева 1939 г. означали начало большой, последней любви писателя. «Написала мне из Голландии О. Bredius-Soubbotina, — благоговеет перед Вами» {Ильин И. А. Собр. соч.: Переписка двух Иванов. М., 2000. Т. 2. С. 274.}. Столь же коротко отозвался о ней Ильин: «Субботины — целое гнездо хороших людей. Пишут недавно: мать и сын в Берлине (мой ученик), а дочь замужем в Голландии» {Ильин И. А. Собр. соч.: Переписка двух Иванов. Т. 2. С. 275.}. Шмелев ответил на письмо Ольги Бредиус-Субботиной, постепенно завязалась переписка, ставшая необходимой обоим. Из писем И. С. Шмелева к И. А. Ильину: «Чудесно раскрывается мне душа О. Субботиной-Бредиус. Она исключительная, светлая, умная, душевно и духовно богатая, — непохожая на всех. Какая она, Вы знаете? Маленькие ее письма полны ласковости, нежности. Жалею, что так и не придется встретиться. Она поражающе чутка сердцем, и вся она — болеющее сердце. Но почему она — одна? Впрочем — такая всегда — одна» {Там же. С. 293.} .Постепенно взаимная симпатия переросла в более глубокое чувство. Сходство имен (Ольга Александровна Шмелева — Ольга Александровна Субботина), внешнее сходство, постоянно подчеркиваемое Шмелевым, позволили ему видеть в Ольге Субботиной повторенье «первой» Оли: «Хотел бы побеседовать с ней вслух, многое сказать… — послана она была мне покойной моей Олей, во укрепление: это я твердо знаю. Ибо есть у меня знамение сего дара…» {Там же. С. 307.} В это время Шмелев возобновляет работу над романом «Пути небесные», прерванную после смерти жены. Ольга Александровна Субботина становится прототипом Дариньки (главной героини) второй части романа. Письма Шмелева к Ильину полны восхищения, радости, творческой энергии. «Она чиста, открыта, детска, и, часто, непостижима для меня. Она давно-давно была в моих предчувствиях, и я несчастен, что она… лишь коснулась моей жизни. […] Но знаю я, что перепиской за почти 7 лет, мы многое нашли друг в друге, настолько, что других слов не надо. Мне было даровано счастье увидеть чудо русской женщины — во всем» {Там же. С. 423.}.
Л. В. Хачатурян http://shmelev.lit-info.ru
* * *
Ольга Александровна Бредиус-Субботина принадлежала к старинному роду угличских (Субботины) и костромских (Груздевы) священнослужителей. Отец Александр Александрович Субботин родился 27 февраля 1876 г. В то время его отец был священником Богоявленской церкви одноименного женского монастыря г. Углича. Окончив Ярославскую духовную семинарию (1897), Александр Субботин поступил в Казанскую духовную академию. Особенностью Казанской академии было ее Миссионерское отделение, на котором преподавались восточные языки, этнография, история ислама, буддизма, изучалось старообрядчество. …»В Казани папа учился в Академии у митрополита Антония (ректор), его очень любившего», — упоминает в «Повести жизни» О. А. Бредиус-Субботина. Действительно, в 1895-1900 гг. ректором Казанской духовной академии был Антоний Храповицкий, впоследствии один из кандидатов на патриарший престол и митрополит Русской Православной Церкви за рубежом. Антоний Храповицкий был яркой фигурой: ученый и публицист, сторонник независимости Церкви от светской власти и реформы духовного образования. Ректор академии был ненамного старше своих студентов. В 1897 г. (время поступления в академию А. А. Субботина) ему было 34 года. Он — в начале своего пастырского пути, полон энергии и планов. Легко понять то огромное влияние, которое будущий митрополит имел на студентов.
В 1900 г. А. А. Субботин получил степень кандидата богословия, и через год — ученую степень магистра. Все обучение в духовных академиях было рассчитано на 4 года. В течение трех лет студенты проходили полный курс общеобразовательных и специальных дисциплин. Успешно окончивший третий курс студент представлял «квалификационную работу», на основании которой ему присваивали степень кандидата богословия. На четвертый курс академии допускались только студенты, получившие все отличные оценки. Здесь, под руководством профессоров, лучшие студенты академии готовились к преподавательской деятельности в духовных семинариях. Студенты сдавали магистерские экзамены и работали над диссертацией, только после публичной защиты которой могли получить ученую степень магистра богословия. Значит, Александр Субботин учился не просто хорошо, а блестяще.
После окончания духовной академии в жизни А. А. Субботина происходит резкий поворот. В 1901 г. магистр богословия, любимый ученик Антония Храповицкого (тогда уже епископа) становится… надзирателем во Втором епархиальном общежитии Ярославской духовной семинарии. Что заставило его так поступить? Об этом умалчивают письма его дочери, не могут ответить и «архивные справки» — они точно фиксируют рождение и смерть, службу, приобретение имущества, но бесполезно искать в них сведения о внутреннем мире, мотивах тех или иных поступков.
Однако уже через год Александр Субботин оставляет эту службу — гораздо более его интересует преподавательская работа. Сначала — в Черниговской духовной семинарии (1902), далее — в Угличском духовном училище (с марта 1903), и затем, в мае 1903 г., А. Субботин становится преподавателем гомилетики Ярославской духовной семинарии, которую сам он окончил всего семь лет назад.
Возвращение в Ярославль связано не только с работой. 16 июля 1903 г. Александр Александрович Субботин вступает в брак с Александрой Александровной Груздевой, учившейся в Ярославском училище для девиц духовного ведомства.
Александра Александровна Субботина происходила из не менее древнего рода. Ее отец, Александр Михайлович Груздев (1845-1916), родился в семье потомственного священника в селе Баран, в двух верстах от старинного города Судиславля. В древности эта местность называлась Осецким станом, располагалась на важном тракте из Костромы в Галич. Административно-религиозным центром здесь издревле было село Никольское-Баран, получившее название по старинной церкви Николая Чудотворца…
…24 мая (9 июня) 1904 г. в семье Субботиных родилась дочь Ольга. Через год, 5 октября 1905 г. Александр Субботин был рукоположен в священники храма Нерукотворного Спаса в Рыбинске. С этим храмом связана вся жизнь семьи Субботиных.
Вот как описывается деятельность о. Александра в «Епархиальной хронике»: «Храм наш двухэтажный, величественный и красивый, выстроенный 40 лет назад [1861. — Г. Д. ] потомственным почетным гражданином Михаилом Александровичем Григорьевским <…>
По первоначальному проекту предполагалось сделать храм одноэтажным, а внизу [в полуподвальном этаже. — Г. Д.] устроить место для могил строителя и его супруги, и церковные кладовые. <…> Не рассчитывая на большое стечение богомольцев, [строитель. — Г. Д.] отступил от этого плана. И для зимы он устроил храм в нижнем этаже, несколько углубив его в землю. <…> В будние дни или когда немного в нем молящихся, именно в этот полусветлый храм хочется пойти и не на виду у людей излить пред Господом свою душу, отягощенную горем и грехами.
Но в праздники он теряет все свое благолепие — приходится стоять в страшной тесноте и духоте. К концу богослужения в церкви стоит туман. Большинство свечей гаснет,
остальные чуть-чуть мерцают. И тут богомольцам уже не до красоты церковных служб — скорей бы выйти на свежий воздух, а некоторых зачастую выносили в обморочном состоянии. <…>
Поступивший в октябре 1906 г. [по другим сведениям, в 1905 г. — Г. Д .] в наш храм настоятелем священник о. Александр Александров Субботин своим благоговейно торжественным служением <…> увеличил число богомольцев. На первом же году своего служения, испытав все неудобства зимнего храма, он обратился к приходу с предложением приноровить для зимнего храма величественный летний, устроив в нем отопление. <…> Сердечное горячее слово о. настоятеля <…> о любви и усердии к храму сделало свое дело! На его призыв откликнулись известные и неизвестные лица, состоятельные и небогатые. Желаемая сумма очень быстро собралась. <…> Все были живо заинтересованы, во-первых, устройством теплого храма, во-вторых, устройством дома для церковно-приходской школы на средства Попечительства. <…>
Желая возможно скорее достичь намеченной цели, о. Александр увеличил этот капитал, внеся свое крупное пожертвование. Решили, имея такой капитал, строить небольшое деревянное строение [для школы. — Г. Д .]. Но прихожане, видя крупную жертву и горячую неутомимую энергию своего духовного наставника, сами увлеклись его благими стремлениями, и, кто чем мог, старались оказать свою помощь. <…> И, в конце концов, с помощью Божией и добрых людей, выстроили не маленькое деревянное здание, как предполагали, а каменное двухэтажное…» {Цит. по: Добровольский Г. Ф. О роде Субботиных. Ч. 2. С. 84- 92.}.
24 октября 1911 г. состоялось освящение храма. Дело жизни о. Александра было завершено. Через месяц о. Александр стал заведующим Рыбинской церковно-приходской школой. В 1913 г. он издал книгу «Пастырский призыв к единению на дела христианской любви — семь поучений женам церковно-приходского попечительства настоятеля Спасской церкви Рыбинска». 2 сентября 1913 г. о. Александр в последний раз совершил таинство крещения в Спасской церкви.
В жизни о. Александра вновь происходит резкая перемена. В 1913 г. он оставляет построенный им храм и подает прошение начальнице Казанского Родионовского института благородных девиц о назначении его на должность настоятеля церкви во имя св. мученицы царицы Александры и законоучителя института. Его прошение было удовлетворено.
Немногим более полугода продолжалась его деятельность на новом месте. 24 февраля 1914 г. за три дня до своего 38-летия он скончался. Заупокойная литургия и панихида были совершены 26 февраля в институтской церкви. Газета «Казанский телеграф» 28 февраля 1914 г. писала: «…Неожиданная, преждевременная смерть, беспощадно скосившая молодые силы отца Александра, поразила всех знавших и глубоко уважавших его… Служба в Институте была для о. Александра святыней, в которую он влагал всю свою любовь, свое сердце, свою душу…». По настоянию прихожан Спасской церкви города Рыбинска, о. Александр был похоронен у стен построенного им храма. «Гроб не несли, а передавали через головы, — это была несколько-тысячная толпа плачущих людей» {И. С. Шмелев и О. А. Бредиус-Субботина. Роман в письмах. Т. 1. С. 35.}, — напишет через четверть века его дочь.
Г. Ф. Добровольский http://shmelev.lit-info.ru
* * *
«О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву
Бюнник.
Дорогой, душевно-родной Иван Сергеевич!
Послала Вам открытку, и так мне стыдно, что в ней писала лишь о своих думах, а Вас-то никак и не ободрила, не сказала того, что все-таки думала, а именно: что так грустно мне и за Вас, и за того мне незнакомого, но очевидно очень юного Ивика, и за многих, многих…
И если бы Вы знали, как много я думаю о Вас и о Вашем мире, о Ваших страницах русской души и веры!.. Моей семье и мне Вы близки и дороги как самый родной человек, каждым Вашим словом, каждой мыслью.
И вот мне захотелось Вам рассказать о себе. Можно?
Я уехала из России еще полуребенком, полуподростком. Но тот, объективно говоря, коротенький отрез моей жизни Там, на Родине, я чувствую как именно всю , целую , большую мою Жизнь. Все, что здесь — эпизод. Это конечно не реально, не логично, но это такое внутреннее чувство. И все то, что во мне Там сложилось, так и осталось. Конечно, многому пришлось с годами научиться, разочароваться во многом, утратить свежесть чувств и детскость Веры, утратить нежность и научиться носить маску, и ничего не удалось из Прекрасного (* Прекрасное только потому, что Там родилось. Сама же я очень несовершенна. Не находИте и Вы во мне ничего особенно светлого. Я недостойна этого! Я хочу только стать лучше.) умножить, приобрести к тому, что Там родилось…
А родилось и рождалось все это в той атмосфере, которой пронизана каждая Ваша вещь, до мелочей, до болезненных, подробных мелочей, будто вырванных из моей собственной души и памяти.
Мой отец был священник, по призванию, по глубинной, чистой Вере; горел на своем посту душой. Ах, какой удивительный это был человек!..
…Род отца моего выходит из Углича, этого очаровательного волжского городка. Милая Волга! Вся жизнь моих родителей была гармония, счастье, безоблачный сон.
Не стоит говорить о том, что в доме царил дух религиозности, обряда, русского быта.
Так же, как у Вас, горели всюду лампады, отец пел молитвы, — он чудно пел, до священства даже выступал.
Мы постились, а в сочельник говели «до Звезды». Мы «славили Христа» в Рождество и Пасху, и для смеха «получали» от папы по рублю «в ручку». Я никогда, до моей смерти, не забуду первого говения и исповеди, этого звона «пом-ни» и чмокающей грязи под ногами (* а на ногах уже весенние «калоши». Помните?), — смеси талого снега и навоза на почерневшей мостовой. И шары на углу улицы и главное капели. Почему-то Пост, звон, капели и крик галок, — все это — одно. И как-то трепетно и грустно, и чего-то как будто ждешь, и на душе чудесно. И где это все еще повторится на Божьем свете? А как пахнет в церкви у Плащаницы… Гиацинты, нарциссы, тюльпаны и много азалий, и свечи, и женщины в платочках черных.
Помните?
А причащалась я в детстве на Крестопоклонной . С вечера уж старались не говорить много, — а то согрешишь. А на утро у кроватки платье белое и новые ленточки в косички, и няня тоже в светлом, и мама в белом платье, а на голове не шляпа, а шарф. И все идут и идут в церковь, и все такие особенные, нарядные и строгие.
Это прошло… Неужели навсегда?!
А помните ли Погребение Христа?! 21
Я много раз в жизни переживала эту службу, но запомнила лишь одну.
Мне было 7 лет. Я умолила маму взять меня [на] заутреню. Как величественна, как Божественна была та служба. На полу лежал можжевельник, все в черном, женщины в платках, все торжественно-грустно, все необычайно, и свет такой особенный. А пение! Когда понесли Плащаницу и запели «Благообразный Иосиф» , я, помню, горько заплакала. Я совершенно реально увидела умершего Христа, без вопросов и сомнений шла я за Плащаницей, и сердце мое было полно горя, и не чувствуя веков, я была душой там, около Гефсимании. Как все это было величественно и просто. Как неповторимо чудесно.
Море свечей и море голов, звон особенный, какой-то падающий, и утро свежее и сырое.
За ручку с мамой, молча, словно боясь вернуть себя к действительности, мы приходим домой.
Кухарка уже возилась с тестом для куличей. Мне не хотелось идти спать, и я упросила маму взять меня еще к цветочнику выбрать цветы для пасхального стола. Ах, как жаль это было! В городе все шумело, торговало, жило этой жизнью.
А дома я искренне расплакалась, когда увидала, что мама пробует скоромное тесто для куличей до разговения.
А Пасха?! Разве не воскресал для нас Христос?
Разве не совершалось с каждым в эту ночь великое чудо? Ах, если бы Вы знали нашу церковь! Нерукотворного Спаса храм был это. Но какой храм! Перед ним, в ограде (там нету кладбища) перед алтарем могила моего отца. И когда был праздник 3-го Спаса , то вся церковь была в цветах. Как Вы сказали «Спасовы цветы»? Вот именно: бархатцы, георгины и многие другие осенние, будто на этот праздник только и выхоленные. И много брусничного листа. Гирлянды, гирлянды. Вся кухня у нас полна травы, цветов, всего, что для этого нужно. Я даже запах этот помню. Такой крепкий, лесной, горьковатый.
А как служил отец! О нем написан некролог был. Он умер в Казани, пробыв там 1/2 года, а похоронить его захотела паства в Рыбинске, где он служил 8 лет. Гроб не несли, а передавали через головы, — это была несколько-тысячная толпа плачущих людей.
Вся радость жизни, беспечность, детство наше ушли с ним вместе. Но все в руках Божьих. И мы через несколько лет увидели и в этом Промысл Божий. Сколько было потом страданий, как сложилась наша жизнь потом, — говорить долго м. б. скучно и не стоит. Я хотела только немного познакомить Вас с нами. И показать, почему все Ваше мне так дорого и близко. За все эти годы никто и никогда не был таким родным, таким духовно родным, как Вы. И я знаю, что Вы не посмеетесь и не осудите, если я скажу, что читая Ваши книги, я плачу, плачу о Вашем и о своем потерянном Рае. Как плачу и сейчас, вспоминая все невозвратное, такое близкое и единственное…
27.Х.39»