Никита Виноградов.
Известно, что огромное горе Великой Отечественной войны коснулось каждой семьи моей Родины. Мои прадеды воевали кто на фронте, кто в тылу. Особенно мне запомнилась история моего прадеда по линии матери, Кистанова Ивана Васильевича. До недавнего времени я почти ничего о нем не знал. Он умер, когда моему деду – его сыну – было четыре года. Кроме того, родина моих дедушки и прадедушки в Оренбургской области, а это далеко от Ярославля.
В 2014 году моя семья побывала на родине прадеда Ивана Васильевича и я узнал историю семьи Кистановых. Кистанов Иван Васильевич, мой прадед, родился 25 сентября 1913 года в поселке Чабла в Бугурусланском районе Оренбургской области. Семейное предание гласит, что в Иване Кистанове текла кровь и русского, и мордвина. Женился он на Ефросинье Христофоровне Втулкиной, моей прабабушке, в 1935 году. После свадьбы молодожены уехали в Узбекистан. Иван Васильевич работал завклубом, и жила молодая семья в этом же клубе. До войны у них родились три дочери, одна из которых умерла о младенчестве. 1 января 1942 года Иван Васильевич Кистанов был вызван в Бугурусланский ГВК, а с 3 января уже числился рядовым в Вооруженных силах. Вот как по документу назывался его род войск: 274 О.А.Р., 23. СП., 142 отдельный автотранспортный батальон.
Как воевал прадед, доподлинно неизвестно, и подробности установить не удалось. В военкомате г. Бугуруслана нам сказали, что только в точности таких же, с такими же цифрами отдельных автотранспортных батальонов из Бугуруслана на войну было отправлено три единицы. В каждом из трех этих одинаковых батальонов – десятки Кистановых. Так что место службы мы установили с большим трудом.
Известно, что Иван Васильевич встретил конец войны в Германии, где его контузило.
Закончилась служба Ивана Кистанова 9 мая 1945 года, как явствует из документов. Возвращался прадед домой целый год: тогда многие возвращались не сразу после войны.
Ефросинья в войну с двумя дочерями жила в Бугуруслане, работала в «Бугурусланнефти». Спустя много лет прабабушка была награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»
В войну умерли родители Ивана Кистанова. Война, голод, непосильная работа… Прадедушка не хоронил своих родителей, их похоронила его жена – Ефросинья.
Придя с войны, прадедушка устроился работать в колхоз счетоводом; прабабушка тоже работала в колхозе.
12 апреля 1947 года родился мой дедушка, Кистанов Николай Иванович. А спустя два года родился его брат Василий.
Примерно в 1950 году колхоз дал семье Кистановых дом, но Иван Васильевич там уже не жил.
Еще в справке Эвакогоспиталя №01091 от 9 января 1945 года, выданной Ивану Васильевичу, значились диагнозы «вегетоневроз» и «фиброзно-очаговый туберкулез легких в стадии компенсации». В 1949 году туберкулез у Ивана Васильевича обострился, и, начиная с этого года, он почти постоянно лежал в больницах. Писем с фронта, к сожалению, моя прабабушка не сохранила. Однако Ефросинья Христофоровна сохранила несколько писем, написанные её мужем незадолго до смерти.
«Добрый день, Фрося, — писал Иван Кистанов жене в 1950-м году. — Прими от меня и передай мой пламенный привет моим детям Вале, Тамаре, Николаю Ивановичу и Васе».
После обыденных строк вырывается крик души: «Ну, как я живу? По-моему, тебе известно, что моё прохождение такой жизни, видно, судьбой приведено. Что я в душе переношу – это если бы можно было показать, то страшно было бы и посмотреть. Но моё сердце окаменело, чувства атрофировались, и я живу только от и до… Трудно раскрыть тайну моих истинных чувств, трудно и передать на 2-х или 3-х листах. Я думаю, углубляться в это и не следует». А далее: «Фрося! Пиши, когда думаешь резать поросенка, откармливаешь или нет. Как с пальчиками Николая, просушили ли пшеницу, работает или нет радио, как кто провел новогодние праздники и как сама».
Из писем прадеда становится известно, что есть средство для лечения туберкулеза, и его уже применяют. Речь идет о парааминосалициловой кислоте (ПАСК). Она была синтезирована в 1943 году, а применять ее для лечения туберкулеза начали с 1946 года. Результаты лечения ПАСК были очень успешны, не оставалось даже рубцов. (Сейчас она находится в группе «резерва», т.е. её применяют тогда, когда стандартные используемые средства не помогают).
Иван Кистанов пытается собрать деньги, ищет связи через родственников, кто бы смог достать лекарство. Но все делается слишком медленно, денег нет. Ефросинье не начисляют за Ивана пенсию, так как он еще не прошел комиссию и его не признали инвалидом. Нет денег на еду детям, плохо кормят и в оренбургском госпитале, где лежит прадед. Он пишет: «Питание стало неважное. Вообще, жить, конечно, можно, но сказать, чтобы поправляться – едва ли. Очень мало стали давать мяса и жиров, часто стал ржаной хлеб, т.е. черный и серый. Добавлять к питанию кое-что необходимо, но сейчас у меня нет денег». В то же время Иван Васильевич мечтает: «Если удастся благополучно уехать, то постараюсь побыть в чкаловском культмаге и купить Коле (моему дедушке) маленькую гармонь – детскую. Она, наверное, не более 100-120 руб…».
Строки другого письма: «Фрося! Пиши мне почаще о состоянии и домашних обстоятельствах. Я, верно, когда получаю твое письмо, — внезапная радость, но 10-15 минут я не открываю письма, волнуюсь, что там в письме. Каждая строчка – это мрак, каждая строчка – горе. Но когда не знаю о домашних обстоятельствах, то это хуже. Пиши всё, не скрывая ничего».
Горе в доме Кистановых – это болезнь брата моего дедушки. Маленький Вася, вероятно, перенес эпилептический приступ, и Ефросинья писала мужу, что сын «после этого приступа или смерть, или калека».
Здоровье Ефросиньи, как видно из писем, тоже сильно пошатнулось. Иван просит её нанять хоть кого-нибудь для тяжелой работы, а то, пишет он, «потеряешь остатки своего здоровья». К слову, уже в 40 лет Ефросинья стала инвалидом второй группы.
В оренбургском госпитале палаты были рассчитаны на 15 человек, и в письмах Иван сообщает и о своих соседях по палате: «Теперь сообщаю о товарище Косогорского. Он здесь, лежим в одной палате, он хорошо поправился, набрал 3 кг. У него, хотя, верно, на правом легком больших две дыры и левой очаговой, но чувствует себя гораздо лучше, чем я. Он, конечно, молодой, и болезнь его еще молодая, организм не успел обессилиться. Он числа 25 марта 51 г. уедет домой, а я насчет домой не раньше как к маю, т.е. когда будет сухо». «Тут лежат по 6-8 месяцев и по году. Посмотрим и мы до весны, весна покажет дорогу».
В начале 1951 года душевное и физическое состояние Ивана Васильевича стало стремительно ухудшаться: «…Мне кажется, что в моем доме стало темно и в этой тени отдаются стонущие звуки, – пишет он. — Креплю себя, мужаюсь, но эти крепости, эти мужества что-то ломаются. Но всё-таки, Фрося, я намерен упорно держаться в рамках. От судьбы сужденного, видно, не избежать, как велено отроду, так и суждено жить. А поэтому, Фрося, волноваться сильно не будем, это полезнее для нас с тобою. Фрося, если бы знала, как я соскучился о тебе, о моей семье, о моих сыновьях и дочерях, то, наверное, зарыдала бы, но мне, коли судьба к этому привела, приходится терпеть и молчать. Терпение это и есть спасение».
В начале марта Ивану Васильевичу запретили вставать, он всё делал лежа из-за боли в позвоночнике. Но в письмах он пишет: «Общее состояние, надо сказать, не плохое, ожидаю лучше». И тут же тревожится о бытовом насущном: «Фрося, ты пишешь, что составили ведомость по 4.500 на трудодень, это нам на все трудодни причитается. На меня 25 цент., а на меня насчитали 10 цент., почему же не получаешь остальное?
Комиссию еще не прошел, потому что не состоялось заседание комиссии. В марте пройду и вышлю в райсобес документы, после чего будешь получать пенсию.
В огороде на залежи посей пшеницу (если я к этому не приеду).
Пиши, как занимаются в школе Валя и Тамара…»
3 мая 1951 года Ивана Кистанова выписали домой умирать. Когда он находился где-то рядом с домом, то прабабушке Ефросинье сообщили, чтобы она забирала мужа. Её старшая дочь Валя вспоминала, что в тот день была сильнейшая метель. Везли отца на больших санках. Ефросинья останавливалась, падала на колени, плакала и кричала в голос. Потом вставала и шла дальше. Потом кричала и падала. И так всю дорогу до дома. Тете Вале сейчас под восемьдесят, и она говорит, что до сих пор этот крик стоит у нее в ушах.
«Помнишь ли ты своего отца»? – спросил я как-то дедушку Колю.
«Только один момент помню, — ответил он мне. – Летом я сидел с ним на завалинке, и он подарил мне деревянный самолетик. Я потом, уже взрослый, сказал об этом маме, и она удивилась, что я помню это, и подтвердила, что этот случай имел место в действительности».
Мы подсчитали, когда это могло быть: летом 1950-го года. Дедушке тогда было чуть больше трех…
Иван Васильевич Кистанов умер дома 9 мая 1951 года. Он не успел получить медаль «За победу над Германией». Ему было тридцать семь лет.
Прабабушка похоронила его рядом с могилами его родителей на красивом высоком холме в окрестностях поселка Чабла Бугурусланского района.
Ефросинья только в 1954 году стала получать пенсию за мужа, которого признали «погибшим».
В 1956 году Ефросинья Христофоровна уговаривает свою старшую дочь Валентину выйти замуж, а моего дедушку отдает в работники в семью мужа Валентины.
В 1957 году умирает восьмилетний Васенька: какой-то мальчик ударил «железякой» от велосипеда Васеньке в живот. Смерть была мгновенной…
Позже многочисленная родня в Бугуруслане отмечала некоторую холодность прабабушки Ефросиньи в отношениях с близкими. Она вышла второй раз замуж за школьного учителя. Детей больше не имела. Этот школьный учитель – отчим моего дедушки — очень помог ему в жизни. Отчасти благодаря ему мой дедушка оказался в ярославской стороне.
Прабабушка умерла почти в возрасте 83 лет, повидав внуков и правнуков.
В 2014 году её дочь Валентина подарила нам её сумочку, с которой её мать не расставалась. Там оказались последние письма Ивана Васильевича, а также некоторые его документы.
Было еще одно письмо от родственника, где тот пишет Ефросинье в 1963 году: «Вы посмотрите, что остается, и кто остался в живых с родословия Кистановых: это, считай, что из коренных предковых семей только остаетесь одни вы…».
Из письма следует, что в 1963 году род Кистановых по мужской линии мог продолжить только мой дедушка, Кистанов Николай Иванович. Но у него родились две дочери – моя мама и её сестра тетя Настя.
Увы…
Вот какой урон нанесла роду Кистановых последняя война. Смерть прадедушки, горе и непосильный труд прабабушки, болезни и раннее взросление их детей… И печальный итог – прекращение рода Кистановых по мужской линии.
Я буду помнить о своем прадеде Иване Васильевиче, если доживу до преклонного возраста, буду рассказывать о нем своим детям, внукам и правнукам. Чтобы помнили…